Из самодовольного забытья выдернула реплика

: - Спасибо, Светочка, что выслушала. Я долго думала, собираясь к тебе: писать об этом не надо. Я слишком стара, чтобы стать посмешищем...

Вот это да! Услышать необычную историю о несостоявшемся романе, о страсти, которой суждено было зажить своей, книжной жизнью, и не написать об этом! Можете представить себе большее разочарование для журналиста? Впрочем, оставив профессиональную меркантильность, поняла и еще одну штуку: как же одинок должен быть человек, чтобы таким образом искать участия!..

...Манеры и удивительно правильная речь выдают в женщине старую интеллигентку. Вера Васильевна Щеглова - палеонтолог, кандидат наук. Она стояла у истоков белорусской палеонтологии. Но рассказать эта седенькая старушка в маленькой потертой шляпке в тон старому пальто пришла не об этом.

...В начале 50-х, когда увидели свет первые произведения будущего знаменитого писателя-фантаста, профессора-палеонтолога Ивана Ефремова, в Москве по Академии наук упрямо разбредались слухи, что прототипом героини стала тогдашняя аспирантка института палеонтологии Вера Щеглова.

- Метерлинк в своей "Синей птице" устами двух стариков говорит: "Когда нас вспоминают - мы оживаем", - начинает неторопливый рассказ Вера Васильевна. Ее глаза, словно талые мартовские лужи, мутные и солнечные одновременно. - Я очень-очень старая! И рассказом своим не только хочу оживить Ивана Антоновича, но и в каком-то роде ожить сама.

Насчет старой интеллигентки я не ошиблась - еще прадед Веры Васильевны Василий Щеглов верой и правдой служил Александру III. Император называл его просветителем Кавказа - за многолетнее обращение кавказцев в православие. Впрочем, позже семейная традиция - служить делу церкви - сыграет с нашей героиней злую шутку. В 1946 году Вера Щеглова поступила в аспирантуру Палеонтологического института Академии наук СССР в Москве.

...Солнечное весеннее утро. Молоденькая аспирантка Верочка в белой шляпке и пальто стоит у стола директора института. Вдруг позади раздается рокочущий голос. У дверного косяка - здоровенный мужчина в клетчатой рубашке и поношенных старых брюках. Дядька отпустил какую-то шутку в адрес молоденькой аспирантки и, смачно рогоча, удалился. Позже Вера Васильевна узнала, что этот мужчина в грязных сапожищах - знаменитый профессор Ефремов, о котором в ту пору уже ходили легенды.

Потом не раз в тех же институтских коридорах она встречала Ефремова в совсем другом виде - в дорогущем белом чесучовом костюме. А он, словно решив до смерти засмущать пугливую аспирантку, театрально кланялся ей в пояс. Стоит ли говорить, что, когда она увидела Ефремова председательствующим в приемной комиссии, все знания "залипли", словно мухи в конфитюре...

- Время было послевоенное. Голодное, но веселое. Мы были молодыми, неугомонными. Вспоминается вечер в ноябре. В просторном кабинете директора нас много. Все читают стихи. Я тоже осмелилась прочесть. А потом несколько часов подряд, словно зачарованные, слушаем отрывки из еще не опубликованной ефремовской повести "На краю Ойкумены". Иван Антонович заикался, поэтому читал кто-то из аспирантов.

Так и тянулись привычные учебные дни. Вера училась сутками - ведь надо было выучить два иностранных языка, биологизироваться (по первому образованию она - геолог), а потом многие часы и дни изучала сохранившиеся останки вымершего большерогого оленя. После блестящей защиты диссертации по этому зверю ее на долгие годы прозвали "оленьей госпожой". По институту ходили слухи о том, что Ефремов собирает новую экспедицию - в пустыню Гоби. Потом она станет самой знаменитой его экспедицией. Совершенно неожиданно он предлагает Щегловой принять в ней участие

: - Хотите поехать в Монголию? - спрашивает у робеющей аспирантки. - Я возьму вас из аспирантуры, переведу в научные сотрудники. Будет другая тема диссертации...

Обалдевшая от напора и неожиданности Вера робко кивает. Ефремов зычно смеется и уходит. На следующий день Вера наводит справки - неужели Ефремову взять в экспедицию некого? Коллега-аспирантка раздраженно бросает

: - С ним пол-института просится. А он отказывает - единиц нет...

Чем бы все это закончилось - неизвестно. Быть может, у знаменитого писателя появилась бы новая муза или у выдающегося ученого - талантливая помощница. Как знать, что было бы, если бы не вмешался случай. Пути Господни, как говорится, неисповедимы. Вот и вмешался Он. Строкой в биографии. У Веры Васильевны отец был сельским священником. Факт в анкете, по словам Щегловой, ужасный

: - Но я считала ниже своего достоинства скрывать это. Всегда называла сей факт в автобиографиях. Потому и Ефремову решила об этом сообщить.

Иван Антонович помолчал, потом широко улыбнулся

: - А мой отец - купец! Это еще хуже...

Спустя какое-то время Вера Васильевна узнает: у ефремовской экспедиции забрали единицу - фамилии Щегловой в списках нет.

- В романе "Лезвие бритвы" Сима, героиня, детская биография которой повторяет мою, - руки у старушки дрожат, - говорит об отказе от иллюзий о мужской доблести, чести и рыцарстве, когда Георгий испугался, что ее происхождение может повредить ему в заграничных поездках.

- То есть вы уверены, что Ефремов снял единицу в экспедиции только из-за вашего происхождения?

- Только из-за этого! И я убеждена, что таким образом Иван Антонович делает в мою сторону реверанс - будто просит прощения. Но он не виноват. Просто время было такое...

В 1954 году Щеглова уезжает работать в Белоруссию.

- После своего отъезда я виделась с Ефремовым всего два раза. В 1954 году навестила его, больного. А в 1959 году после поездки на теплоходе "Грузия" вокруг Европы напечатала несколько очерков в газетах. И решила по старой дружбе показать их Ефремову. Он тогда жил в Абрамцево - снимал дачу у дипломата. Его вторая жена Тася в ту пору была совсем молоденькой девчонкой: они были гостеприимной и дружной семьей. Мы долго беседовали с Иваном Антоновичем на застекленной веранде. Сначала он разбирал мои произведения, а потом я читала ему белорусские стихи, рассказывала о республике, в которой живу. Он был очень пытливым, любознательным, его интересовало абсолютно все без исключения. Правда, на "Зорку Венеру" Богдановича он ответил стихами какого-то зарубежного поэта - наверное, белорусский показался ему уж слишком далеким, совсем иностранным языком...

Больше они никогда не встречались. Но незримое общение продолжалось. С огромным волнением (умышленное или случайное совпадение?!) Вера Васильевна узнавала в новых книгах Ефремова странички собственной биографии. Дело в том, что она многие годы переписывалась с семьей скульптора и исследователя Яна Эглона. А тот, в свою очередь, был соседом Ефремова по лестничной клетке, его старинным приятелем. Так, в 1960 году она написала Яну Мартыновичу, что вышла замуж за преподавателя по имени Сергей. Потом у героя "Лезвия бритвы" Гирина появились лаборанты по имени Вера и Сергей. Вообще, имя Вера - любимое для Ефремова.

Впрочем, что в этой истории правда, а что вымысел - сегодня уже никто не ответит. Ведь главного героя - писателя Ефремова - давно нет в живых. Да и сама Вера Васильевна признается, что долго приписывала подобные совпадения мнительности: чего в жизни не бывает. Но потом, уж кто знает, по чьей заслуге, по палеонтологическим кругам (а они весьма узкие) поползли слухи, что она - прототип женского образа в книгах Ефремова. Однажды, еще в московском палеонтологическом, ее остановила коллега Ольга Мартынова. Долго рассматривала, повернув лицом к свету. Потом тихо сказала: "Да-да! Синие. И волосы - черные! А брови к вискам переламываются..." Подобные черты есть почти у всех героинь Ефремова. Во всяком случае, такой типаж точно у писателя любимый.

- А может, это и вымысел все. Просто заблуждение. Быть может, мне просто хочется, чтобы было так...

Опустив голову, старая женщина начинает часто смахивать слезы...

Потом резко поднимает глаза и глядит в упор. Пронзительно синими, такими, как тогда, в 40-х, глазищами

: - Но вот уже почти 30 лет не было дня, чтобы я не молилась о вечном покое для его души...