Самые точные воспоминания о человеке могут, конечно, оставить лишь те, кто жил с этим человеком рядом долгие годы и хорошо знает его с самых разных сторон. Остальным приходится довольствоваться только своими отношениями с объектом воспоминаний. А вернее – говорить о влиянии на тебя той незаурядной личности, с которой посчастливилось общаться довольно продолжительное время. Главное – понять для себя, что значил этот человек в твоей судьбе и в том, как развивалась твоя жизнь. Я не претендую на исключительные отношения с Иваном Ефремовым, хотя был принят в его доме как свой человек.
В этом небольшом очерке не стану придерживаться хронологии, вряд ли она нужна в сугубо личных воспоминаниях о человеке, которого я очень любил и утрату которого переживаю до сих пор.
Впервые я увидел Ивана Антоновича в 1954 году. Перешел в десятый класс и, хотя особыми успехами в учебе похвастаться не мог, был все же для поощрения отправлен – самостоятельно – в Ленинград к родному дядьке Василию Васильевичу Григорьеву, работавшему в Ленгипротрансе. В Москве дядька бывал в командировках нередко, а я ехал к нему в гости в первый раз.
Не помню, каким поездом ехал, но прибыл на Московский вокзал часов в пять утра. Стояли белые ночи. Поскольку городской транспорт еще не ходил, двинулся пешком по Невскому, благо вещей особых не было. О своих первых впечатлениях рассказывать не буду, ибо любой, кто бывал в это время года в Ленинграде, знает, что это такое.
Когда дошел до Дворцовой площади, меня нагнал первый троллейбус, который шел на Петроградскую сторону. Конечная остановка у него – на Ординарной улице, откуда до дома дядьки на Гесслеровском проспекте – минут десять ходьбы. Благо, улицы в Ленинграде пересекаются под прямыми углами, и нет запутанных переулков и тупиков.
Дядька жил в двухэтажном доме, нечто вроде кооператива, окруженного садом и деревянным забором. Эдакая городская усадьба. Там было очень удобно жить, поскольку дядька, его жена Алла Петровна Маслаковец, пианистка и преподаватель консерватории, ее брат Юрий Петрович Маслаковец, доктор физико-математических наук и сотрудник Института Иоффе, и его жена Ирина Владимировна Вальтер, художница и потомок древнего то ли норвежского, то ли датского барона, были страстными охотниками и держали дома собак.
Сейчас, когда я уже по возрасту старше Ивана Антоновича, мне понятно, что отношения между людьми строятся вовсе не по принципу притяжения противоположностей, а по принципу сходства характеров, увлечений, отношения к жизни. Я немного отвлекся, но без этого, пожалуй, трудно понять те узы дружбы, которые связывали это чудесное семейство с Иваном Антоновичем. Все они были жизнерадостными, жизнелюбивыми людьми, умели шутить и подшучивать друг над другом. Одна из таких шуток и позволила мне быть принятым в доме Ефремовых. Но об этом розыгрыше чуть позже.
Вернемся в год 1954-й. Днем я гулял по Ленинграду, а ночевал в столовой на диванчике. Однажды – я еще спал – со стороны входной двери, а она была как раз напротив столовой, раздался громоподобный голос. Сразу проснулся и сел, прикрывшись простыней. В проеме двери показался человек, широкоплечий и круглолицый. Говорил он с небольшим заиканием. Меня представили как племянника, и вскоре все сели завтракать.
Конечно, я услышал имя Иван Антонович, даже, кажется, была названа фамилия – Ефремов. Но не сразу я догадался, что это тот самый Ефремов, книгой которого «На краю Ойкумены» буквально зачитывался. Сообразил это позже, когда Иван Антонович уехал. Так состоялось первое знакомство, не получившее немедленного продолжения.
Прошел год или два. Я поступил в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза и учился на переводческом факультете. Как-то из Ленинграда приехал мой дядя и посвятил меня в детали розыгрыша, который ленинградское семейство уготовило для Ивана Антоновича. Раздобыли холст, на котором изображена обнаженная прачка, стирающая белье с помощью стиральной доски. Это была не картина, а скорее набросок или этюд. По легенде, я как бы нашел эту картину в электричке. Картину завернули в материю. Имелось имя адресата – И.А. Ефремов. Тогда Иван Антонович проживал в Спасо-Голенищевском переулке в доме, где обитала редакция «Советского спорта».
Я явился по указанному адресу и передал картину, немножко путаясь в объяснениях. Уже не помню, кому я ее передал, кажется, это была Таисия Иосифовна, Тасенька. На этом первая фаза розыгрыша закончилась.
Через неделю или полторы я позвонил Ивану Антоновичу, объяснил, что я тот самый молодой человек, который нашел картину, и попросил о встрече. Меня пригласили. Я уже получил разрешение от ленинградцев рассказать о розыгрыше. Мы посмеялись над шуткой. Меня угостили чаем, и Иван Антонович около часа разговаривал со мной. Наверное, чем-то я приглянулся ему и получил разрешение приходить в дом.
Кроме того, я, похоже, прошел тест, который Иван Антонович предлагал всем, кто появлялся в доме впервые. Он задавал вопрос: «Кто такая Геката и кто такая Гекуба?» На этот вопрос я смог ответить, поскольку тогда увлекался греческой и римской мифологией.
Наверное, я был немного надоедлив, поскольку приходил довольно часто. Но на себе этого не чувствовал, поскольку Иван Антонович относился к тем, кто часто бывал в доме, исключительно внимательно. Мы говорили на разные темы, затрагивая прежде всего те, что интересовали меня. Но и Иван Антонович не оставался равнодушным к тому, о чем говорил я. Его живо интересовало, чем увлекалась молодежь, чем жило студенчество.
Я был не единственным молодым человеком в окружении Ефремова. Прежде всего, у него был сын Алан, геолог, и его приятель Валя по прозвищу Буйвол. У Ивана Антоновича я познакомился еще с одним молодым человеком, Юрой Зайцевым, бывшим тогда следователем то ли районного, то ли городского отдела. Со всеми ними я встречался и отдельно, и на днях рождения писателя.
Вся эта молодежь принимала участие и в переезде Ефремова на Ленинский проспект. Главное было погрузить огромное количество книг, буквально заполнявших его дом. Работа заняла полдня, а когда в новую квартиру было занесено все – пачки книг занимали, наверное, четверть площади, – все разместились за столом и отпраздновали новоселье пельменями.
При всем жизнелюбии Ивану Антоновичу следовало себя беречь, ибо, насколько я знаю, он во время ранних экспедиций подцепил какую-то непонятную инфекцию, которая позже вылилась в сердечную болезнь.
В 1960 году я закончил институт, начал работать, но это никак не отразилось на моих посещениях Ивана Антоновича. Просто беседы стали разнообразней, содержательней. Мы ко говорили больше о литературе и науке. Я увлекся под влиянием Ивана Антоновича паранормальными явлениями и НЛО (обе темы в шестидесятые годы были почти под запретом).
От французов, с которыми работал в качестве переводчика, я начал получать книги и журналы на эти темы. Именно я познакомил Ивана Антоновича с журналом «Планета», который издавали ныне покойный Жак Бержье, специалист по научной фантастике, и Луи Повелс. Журнал и во Франции пользовался невероятным успехом.
Книжная редакция «Планеты» издавала книги по парапсихологии, по НЛО, по самым спорным областям знаний. Все эти увлечения привели меня к знакомству с Эдиком Наумовым – человеком, который, несмотря на гонения со стороны КГБ, властей и ортодоксов от науки, занимался парапсихологией, показывал опыты и демонстрировал фильмы. Свои фильмы Наумов показал и Ефремову у него дома...
Иван Антонович помог мне сделать окончательный выбор в области литературы. Еще со студенческой скамьи я мечтал о художественном переводе и делал попытки переводов из французских изданий о пришельцах. Но эти журнальчики не были серьезными, опусы, печатавшиеся в них, к литературе имели отдаленное отношение. Как-то во время очередной беседы о литературе Иван Антонович сказал мне: «Пора заняться серьезным делом. Есть у Рони-старшего (автор замечательных книг «Борьба за огонь», «Пещерный лев», «Вамирех») прекрасный рассказ «Ксипехузы». Вот его и надо перевести».
Этот рассказ стал первым в моей карьере. Очень долго я работал над ним, переделывал несколько раз. Результат превзошел все мои ожидания. Текст неоднократно переиздавали до конца девяностых годов. Помогла мне и богатейшая библиотека Ефремова с великим множеством книг лучших американских фантастов вплоть до начала семидесятых годов. И когда я решил перевести «Кольцо вокруг солнца» Клиффорда Саймака, книгу нашел именно там. Иван Антонович был нещадным, но дружелюбным критиком. Он указывал на недостатки, но не подавлял, а поощрял, чтобы не отбить желания работать.
Ефремов помог мне расширить знакомства в среде фантастов. У него я познакомился с Аркадием Стругацким и прекрасными редакторами научно-фантастической редакции издательства «Молодая Гвардия» Жемайтисом и Б. Клюевой. То было прекрасное время увлечения научной фантастикой, и «Молодая Гвардия» издавала множество сенсационных томиков. При редакции сложился кружок фантастов, в него входили все ведущие авторы тех лет. Мы собирались не реже раза в месяц, и тогда кто-нибудь читал свою вещь. Потом – обсуждение. Доставалось всем, даже самым именитым. Это была отличная школа. Из переводчиков я был едва ли не единственным и тоже получил свою порцию «оплеух».
Еще одна страсть роднила меня с Иваном Антоновичем. Книги. Надо было видеть, с каким пиететом он снимал с полки или доставал из шкафчика, где хранились в основном художественные альбомы, то или иное сокровище.
Мне повезло с книгами, поскольку моя мать была библиотекарем и комплектовала институтский фонд, а потому была своим человеком в бибколлекторах. И хотя дала зарок после войны отказаться от домашней библиотеки, ибо за время эвакуации, пока мы жили в Иркутске, ее полное собрание «Academia» сожгли соседи, чтобы согреться, она не выдержала и стала вновь собирать новинки. Я продолжил ее дело и теперь владею очень неплохим собранием.
К пополнению моей домашней библиотеки приложил руку и Ефремов. В шестидесятые годы книги приходилось «доставать», иногда за нужный томик приходилось переплачивать. Ивану Антоновичу тогда уже было довольно трудно передвигаться, чтобы самому покупать нужную литературу, и он поручил мне делать это за него. Он написал доверительное письмо в «Лавку писателей», что располагалась на Кузнецком Мосту, и я стал наведываться туда, приобретая книги для Ефремова и для себя. Какое это наслаждение – рыться в книгах, отыскивая нужный томик или альбом. Нынешнему поколению, которое получило в свое распоряжение Интернет, понять это трудно.
Никакая электронная книга не может создать в тебе то особое расположение духа и мыслей, как шелест страниц, бег глаз по строчкам, запах бумаги и типографской краски. Наши книжные пристрастия во многом совпадали, но познания Ивана Антоновича, конечно, были намного обширнее. Именно он, в частности, открыл для меня Максимилиана Волошина. Я и до этого читал его стихи – в нашей семейной библиотеке имелась редчайшая книга «Антология поэзии ХХ века» Ежова и Шамурина, – но истинному знакомству с личностью этого великого поэта я обязан Ивану Антоновичу.
В 1963 году я собирался провести отпуск в Крыму, и Иван Антонович решил отправить со мной Тасину племянницу Славку, частично финансировал наше путешествие, а главное – помог разработать маршрут. Среди обязательных мест паломничества были Коктебель и Тамань. Ефремов был хорошо знаком с Марией Степановной, вдовой Волошина и одновременно директором «Дома творчества Союза Писателей СССР», который располагался в доме, построенном Волошиным.
О доме рассказывать не стоит, лучше прочитать стихи самого Макса и посмотреть его акварели. А о духе дома вспомнить стоит. Не знаю, как сейчас, но тогда этот дом был живым. Душа поэта его не покинула. Я часами сидел в библиотеке, читал сброшюрованные тома со стихами и прозой Волошина, переписывал то, чего тогда никто не издавал. Слава Богу, в наше время его произведения опубликованы, но, мне кажется, по достоинству его творчество философа и поэта еще не получило должной оценки. Думаю, будь Иван Антонович и Макс Волошин современниками, они бы сдружились: оба были незаурядными личностями.
Благодаря Ивану Антоновичу, я совершил незабываемое путешествие по Крыму, побывал в Тамани. Боюсь, сейчас такое путешествие просто невозможно. При всех недостатках советской власти, она все же обеспечивала определенный порядок и безопасность для граждан, в том числе и молодых.
Впечатления остались на всю жизнь: пыхтящий катерок, везущий нас в Тамань и обратно, безлюдные в те времена и бесконечные пляжи, поездка вдоль побережья, до Судака (где меня ночью нещадно искусали москиты – даже «морду» перекосило), потом Ялта, Севастополь, Бахчисарай и совершенно удивительный древний город Чуфут-Кале.
Но вернусь к книгам. Благодаря доступу в «Лавку Писателей» моя личная библиотека стала стремительно полнеть. Книги стали проблемой, ибо стареньких полок оказалось недостаточно. И вновь на помощь пришел Иван Антонович. У него имелся свой специалист-мебельщик Алексей Федорович. Он был как бы передан мне с рук на руки и за год выстроил у меня в квартире замечательные книжные полки, где разместилось все приобретенное и осталось место для новых приобретений. Увы, и это пространство быстро растаяло.
Обсуждение книг касалось и романов самого Ефремова. Он давал молодежи, окружавшей его, свои новые произведения для прочтения. Его интересовало, как мы воспринимаем его мысли и сами тексты. Однажды мне даже удалось внести свою лепту в «Час Быка». Иван Антонович одел политическую полицию Торманса в ярко-синие комбинезоны. Я обратил на это его внимание. Он расхохотался и сконфуженно произнес – мол, дал маху. В изданной книге охранка носила лиловую форму.
Не могу не отметить еще одного благодеяния по отношению ко мне. Когда я женился, он подарил мне пишущую машинку «Оптима». Она на славу послужила – на ней печатались и перепечатывались переводы, как художественные, так и технические. Кроме того, на ней было перепечатано для себя и друзей несколько книг Солженицына. Машинке уже за сорок лет, но она продолжает служить.
И еще об одной черте Ефремова. Он был серьезным человеком, настоящим ученым, создателем новой науки – тафономии, и обладал тонким чувством юмора. Любил посмеяться, и смех его был удивительно раскатистым и заразительным.
Никогда не забуду одной нашей встречи в конце 60-х годов. Это было летом. Мы сидели в крохотной кухоньке и пили чай. Отпив чаю, почему-то затронули вопросы кулинарии (наверное, потому что с продуктами было не ахти. Все надо доставать, иногда выстаивая долгие очереди). Тася раздумывала, что приготовить на обед, и принесла поваренную книгу, о которой в те годы ходили только слухи, – книгу Елены Молоховец «Советы молодым хозяйкам...».
Тася начала зачитывать вслух отрывки. Услышав слова «Если вам нечем угостить...» и так далее (продолжение всем известно), мы с Иваном Антоновичем начали хохотать. Причем каждый новый совет вызывал новые приступы веселья. А когда дошли до изготовления экономичных напитков бочками, пришлось чтение прекратить, иначе Ивану Антоновичу стало бы плохо с сердцем. Неумеренный хохот тоже вреден для здоровья.
Кстати, по причине нездоровья он редко ездил в гости. Но когда столяр выстроил у меня книжные полки, мне удалось уговорить писателя приехать ко мне и «принять работу». Предлог был, мягко говоря, неважен, ибо такой профессионал, как Алексей Федорович, просто не мог запороть работу.
Мы договорились о дне визита. Мать с женой начали готовиться к этому дню. Решали, чем угостить дорогих гостей. Сошлись на том, что надо приготовить «курицу по-французски». В те времена с изысками было трудно, но курица была доступна. Сейчас никого не удивишь различными рецептами иностранной кухни, но тогда угодить взыскательному человеку было достаточно трудно. Блюдо очень вкусное – курица, рис, сливки, сыр, приправы... Но мы забыли, что Ефремов ограничивал себя в еде, особенно жирной – следовало беречь сердце. Однако блюдо оказалось таким вкусным, что Иван Антонович не мог остановиться. А мы долго потом корили себя, что заставили его переесть.
Не могу не вспомнить и о его поистине бережном и любовном отношении к женщине. Это видно на примере его жены Таисии Иосифовны. Он прекрасно понимал, что мир и счастье в семье прежде всего зависят от женщины, хранительницы семейного очага, хотя для многих это звучит тривиально. У него были свои понятия о женской красоте – он их изложил в своих романах.
Он обожал женский образ в искусстве – живописи, скульптуре, фотографии. В его спальне висела копия в натуральную величину центральной сцены картины «Фрина на празднике Посейдона». Позволю себе напомнить историю этой прекрасной греческой гетеры, служившей моделью для Праксителя и Апеллеса. Именно она стала Афродитой Книдской. Апеллес создал для храма Асклепия в Косе изображение выходящей из моря Афродиты, идеально красивой женщины. Существует легенда (правда это или нет, неизвестно), что обиженный Фриной оратор Евфей обвинил ее в безбожии. Фрину защищал другой знаменитый оратор Гиперид. Не добившись оправдания, Гиперид раздел ее перед судьями донага. Пораженные красотой женщины, судьи единогласно оправдали ее.
Шестидесятые годы прошлого столетия подарили нам искусство фигурного катания – не спорта, а спектакля, когда впервые появился «Венский балет на льду». Тема для разговоров тех времен сейчас стала вещью обыденной. Любил Иван Антонович и балет. Никогда не забуду, как мы присутствовали на концерте выпускников балетного училища Большого театра. Дело было в Доме ученых. Зычный голос Ивана Антоновича запросто перекрывал остальные голоса, когда он восклицал «Браво!», отдавая должное сестрам Рябинкиным, воспитанницам прославленного училища.
И еще один подарок сделал мне Ефремов, подарок посмертный. В его доме я познакомился со Спартаком Ахметовым. Да, по-настоящему мы сдружились после кончины писателя. Спартак на добрых два десятилетия стал моим ближайшим другом. Скажу больше, мы сдружились семьями и до сих пор поддерживаем хорошие отношения с его вдовой, хотя видимся редко, а сыном его Камилом иногда перезваниваемся. Спасибо и за это Ивану Антоновичу.
Сейчас, когда вспоминаю о нем, становится ясно, что я подсознательно выбрал его себе в наставники. Мне хотелось походить на него, и я старался это делать всю жизнь, хотя не всегда это получалось.
Давно пришел к выводу, что любому молодому человеку, пока он не созрел окончательно, ищет путь в жизни, надо выбрать себе наставника (не важно, знает ли кумир об этом и соглашается ли на наставничество). От выбора в значительной мере зависит твое будущее.
Окажется наставник мудрым и хорошим человеком, и твоя жизнь сложится хорошо, хотя и не без трудностей. Плохой же наставник собьет тебя с истинного пути, и неизвестно, сумеешь ли ты выбраться из невзгод. Хотелось бы посоветовать тем, кто вступает в жизнь, – поменьше самомнения, побольше размышлений и самокритики. Обязательный пример для подражания вовсе не обязывает вас идти тем же путем. У каждого своя стезя, а имитация чужой счастья не приносит.
Аркадий ГРИГОРЬЕВ
Источник: http://www.stm.ru/archive/643/# |
