Предисловие.

Мы с ним, пожалуй, оба ничего в совершенстве не знаем,

Но он, не зная, думает, что что-то знает,

А я коли уж не знаю, то и не думаю, что знаю.

На такую-то малость, думается мне, я буду мудрее, чем он.

(Платон. Апология Сократа)

Мы живем в мире, устройство которого никогда не будем понимать полностью. Внешнее и внутреннее пространство, макрокосм и микрокосм, вселенная и личность, всегда будут под завязку забиты интригующими загадками и грозными проблемами. Это – просто констатация реального положения дел. Наше знание всегда будет напоминать тонкую паутину, сплетенную в пространстве неизвестности с целью выловить из него всяческие полезные технологии. Дующие в этом пространстве ветры периодически будут вынуждать нас перестраивать паутину, выбрасывать отдельные ее куски или менять ее конструкцию. Ни одна нить не может считаться абсолютно надежной, но важна сама возможность построения и совершенствования паутины.

Рационалист с этим положением дел согласится, благодаря чему сможет избежать ряда ошибок и даже извлечь для себя определенную пользу: ведь знание о неопределенности чего-либо, о характере и границах этой неопределенности – тоже знание, а знание, как известно, сила.

Догматик от вероучения или идеологии может сколько угодно не соглашаться и жить так, как будто ему все ясно и многое достоверно известно из абсолютно надежных источников – мир от этого не станет понятнее, просто он, догматик, создаст множество проблем себе и тем, кого сможет убедить.

Часть I. Перекрестки науки и виртуальные миры.

Думать, однако, нельзя, что всему сочетаться возможно

Всячески. Ибо тогда ты повсюду встречал бы чудовищ,

И полузвери везде, полулюди водились, и также

Длинные ветви порой вырастали 6 из тела живого;

Множество членов морских у земных бы являлось животных,

Да и химер бы тогда, извергающих пламя из пасти,

На всеродящей земле выращивать стала природа.

(Тит Лукреций Кар. О природе вещей)

1. Усложнение знания и проблема связности.

С каждым годом паутина нашего знания становится все более надежной и все более универсальной. Но при этом она становится все более сложной.

В античные времена каждый уважающий себя философ мог довольно уверенно ориентироваться в любой сфере знания.

Энциклопедист эпохи просвещения, отстоящей от нас всего на 200 лет, знал обо всем понемногу, но уверенно ориентировался лишь в нескольких областях.

Современный ученый, как правило, вообще не в курсе того, что происходит в сферах знания, не связанных непосредственно с его областью, а в самой этой области уверенно ориентируется лишь в узком спектре тематик. Гуманитарии, естественники и математики вообще говорят на разных языках. Внутри области естественных наук знания у биохимика – об астрофизике, а у астрофизика – о биохимии ниже, чем у выпускника средней школы. Внутри физики тоже весело: физик-ядерщик, физик-гидродинамик и физик-прочнист не поймут друг друга без полбанки, а после полбанки предпочтут теме физики тему футбола. Работа на стыке научных направлений – сущее проклятье для организатора. Мне однажды пришлось служить переводчиком между физхимиком и теплофизиком – это было посложнее, чем налаживать диалог между эскимосом и бедуином. У одного двадцать слов для разных видов снега, и он не понимает, как можно говорить "просто о снеге". Другой вовсе не знает, что такое "снег", зато имеет в запасе полста слов для разных состояний песка, и разговор "просто о песке" представляется ему абсурдом. Теперь представьте себе, что потом надо грамотно поставить задачу программисту, который для обоих физиков как марсианин. Он давно и надежно забыл всю физику, даже школьную, и для него, что момент инерции, что момент истины, что memento mori – все едино. А ведь самое интенсивное развитие уже полвека происходит именно на перекрестках научных дисциплин, причем эти дисциплины иногда гораздо более удаленны друг от друга, чем в приведенном примере (например, органическая химия и квантовая механика). Но это далеко не единственная проблема.

2. Снобизм, дилетантизм и проблема мусора.

Большинство ученых считают, что их область – самая продвинутая и четкая, так что любой грамотный человек должен ее понимать, если же он не понимает – то ему надо лечить мозги. Физики из предыдущего примера сочли даже, что именно моя непроходимая тупость мешает наладить рабочий контакт с программистом. Ведь только убитый на голову человек может не понять эти четыре формулы, описывающие поведение неньютоновской жидкости. Чтобы разубедить их, мне пришлось набросать на листке решение довольно известной среди алгоритмистов головоломки "ханойская башня" – этого уже не смогли понять они (задача оказалась безумно далеко от их области знаний). Мы дружно посмеялись над собой и друг над другом. Взаимное доверие было восстановлено – поскольку ни они, ни я не были снобами.

Со снобами от науки все сложнее. Прекрасно разбираясь в своей области, они обладают иллюзией, будто также здорово разбираются во всем остальном. Этой иллюзией сначала страдали только философы, потом ей заразились экономисты, а теперь – и естественники, что особенно печально.

Когда авторитетный в одной области физик, химик или биолог, начинает поучать своих коллег из несколько другой области – это глупо.

Но гораздо хуже, когда авторитетный ученый выходит к широкой аудитории и начинает учить ее жить с высоты своего научного или общественного звания. Тогда он, как правило, выглядит идиотом – поскольку в обыденной жизни средний ученый ничуть не умнее среднего прохожего.

Вот, например, Сергей Адамович Ковалев, биофизик, специалист в области нейронных сетей, автор более 60 научных работ, обладатель ученой степени, видный общественный деятель, бывший уполномоченный по правам человека и депутат государственной думы, 5 августа 1998 года глупейшим образом проиграл на уличной лотерее (именуемой также "лохотроном") 2000 долларов и 1300 рублей. Какой вывод об интеллекте ученого и политика сделала на этом основании общественность – понятно даже ежу. Случай, кстати, не единичный.

Естественно, такие события не содействуют авторитету научных званий, и провоцируют псевдонаучную деятельность случайных прохожих.

Так возникает дилетантизм. Люди, знающие физику, химию или биологию на уровне ученика 7-го класса средней школы из деревни Большие Говнища, начинают писать "нечто научное" в этих областях. Иногда "нечто научное" пишут просто для удовольствия, иногда – для наполнения раздела "новости науки" в бульварных газетах, а иногда – для обоснования определенной идеологии или вероучения. Все это "нечто" широко публикуется – поскольку оно "научно-популярно", то есть понятно любознательному народу.

Современные ученые почему-то предпочитают общаться с населением на "общие темы" и редко пишут что-либо научно-популярное в своей области. Зато они очень обижаются, когда это пишет кто-нибудь не из их круга – и начинают публично швыряться в него банановой кожурой независимо от качества написанного им материала. Здесь следует отметить, что среди дилетантов порой встречаются действительно талантливые люди, и, если их работы впоследствии оказываются верными, это снижает авторитет т.н. "официальной" науки. Снобизм порождает дилетантизм, а дилетантизм усиливает снобизм. В химии это называется автокатализом (реакцией, ускоряемой собственными продуктами). Информационное пространство стремительно замусоривается сразу несколькими видами отходов.

3. Личность в потоке информации.

На современного человека ежедневно обрушивается шквал разнородных сведений, большую часть которых составляет мусор. С телеэкрана ему грозят энергетические кризисы, ядерные катастрофы, всемирные заговоры и алармисты. Мелькают глобалисты, террористы, националисты, демократы, коммунисты, генералы, олигархи, священники, наркоторговцы, нефтяные шейхи, порнозвезды и шоумены. Стремительно проносятся стратегические бомбардировки, летающие тарелки, смерчи, ураганы и ведьмы на метлах. Среди звезд маячат астероиды, астрономы, астрологи, и божества сотен религий. Океаны наполнены акулами, пиратами, морскими змеями и летучими голландцами. В горах обитают йети, йоги, махатмы и сепаратисты, в пустынях – пустынники, джинны и бен-ладены. В мегаполисах орудуют маньяки, зомби, тоталитарные секты, барабашки и менты-оборотни. Из прошлого наступают ожившие мумии, старый советский гимн и новая хронология, из будущего – глобальное потепление, терминаторы 1,2,3 и 4 всадника апокалипсиса, а в настоящем – СПИД, птичий грипп, коровье бешенство, замаскированные вампиры и "ночной дозор" в переводе Гоблина. Все получено из авторитетных источников, подтверждено наукой, заговорено на удачу белым магом, освящено патриархом, подкреплено фетвой аятоллы, проверено электроникой, выполнено в 3-d графике, одобрено минздравом и воспето в песнях попсы под фанеру. Если вы доверите лабеан-банку свои деньги – у вас будет только одна проблема: получить их обратно. Но это не важно, поскольку в 2012 году конец света, газа, соли, сахара и спичек. Так что сливайте воду, сушите весла, пейте кока-колу, очищайте карму, пишите завещание и бегом к психиатру, ибо психически здоровых людей нет вообще – есть лишь недообследовнные и недолеченные.

Голосуй, а то проиграешь, все на выборы, на митинг, на фиг к долбаной матери! Два года назад я выключил телевизор. Навсегда. Пользуюсь только бумажной прессой и интернетом. Благодаря этому своевременному шагу, я могу в спокойной обстановке подумать о том, как вообще можно ориентироваться в этой виртуально-реальной информационной среде.

4. Научное и ненаучное мировоззрение.

Мировоззрением принято называть связную систему представлений человека, отражающую в его сознании общую картину мира. Оно определяет отношение человека к окружающей действительности и к самому себе, а также цели и методы человеческой деятельности.

Соответственно, научное мировоззрение – это персональная модель мира, построенная по принципам, принятым в сфере естественных и точных наук.

Первое отличие научного мировоззрения от ненаучного – терминологическая точность. Научное мировоззрение никогда не оперирует словами, значение которых оно не может объяснить.

В "Стальных пещерах" Азимова есть короткий диалог землянина и спейсера:

Землянин: "К тому же на ум и чувства человека очень влияет библия".

Спейсер: "Что такое библия"?

Землянин: "Это священная книга у почти половины населения Земли".

Спейсер: "Я не понимаю значение прилагательного в этой фразе".

Землянин на самом деле тоже не понимал значения слова "священный", но пользовался этим словом – что есть признак ненаучного мышления.

Ученый мог бы пользоваться этим словом, объяснив, что оно обозначает мифическое ценное свойство, принципиально ненаблюдаемое в объективной реальности.

Таким образом, второе отличие научного мировоззрения – это объективность. Реальность феномена признается только, если он доступен восприятию независимого наблюдателя, и лишь в той мере, в которой это подтверждается корректной интерпретацией наблюдений. Ученому свойственно четко понимать, что наблюдение событий и интерпретация наблюдений – суть разные процессы. Поэтому, прочтя в газете "Мухосранский курьер" статью, начинающуюся словами "вчера утром над городом наблюдались летательные аппараты сверхразумных семиглазых жуков-гермафродитов с пятой планеты системы эпсилон Тукана", он попробует разделить эти процессы. Скорее всего, окажется, что жители Мухосранска наблюдали летящие в небе над городом блюдцеобразные серебристые предметы. Это говорит о существовании в природе неопознанных летающих объектов данного вида, но никак не подтверждает существования расы туканских жуков, какой бы симпатичной эта раса не представлялась в модели мира, принятой автором статьи. Более того, если через некоторое время после этого в той же газете появится сообщение: "в пятницу вечером, в городском парке наш постоянный читатель тракторист АТП-2 Арнольд Пупкин имел длительную беседу с двумя представителями расы сверхразумных семиглазых жуков", то, в свете первой статьи ученый не будет доверять этому сообщению. И дело вовсе не в том, что вокруг эпсилон Тукана не может вращаться планета, населенная гениальными жуками, а в отсутствии независимого наблюдателя.

Тут необходимо акцентировать внимание на третьем свойстве научного мировоззрения – динамичности и непредвзятости. Так, ни один носитель научного мировоззрения не отреагирует на две упомянутые статьи фразой: "чушь, в природе не может быть семиглазых сверхразумных жуков" и не повторит ошибки французских академиков, в свое время ответивших на сообщение о метеорите фразой: "камни не могут падать с неба, потому что на небе нет камней". Научное мировоззрение никогда не отрицает априори тех возможностей, которые не противоречат принципу конструктивности моделей.

Но зато, оно безусловно отвергает любые сообщения, которые этому принципу противоречат. Об этом, четвертом и последнем принципе научного мировоззрения следует поговорить подробнее.

5. Конструктивность научных моделей мира.

Настоящий ученый ясно понимает разницу между реальностью и моделью. Реальность – это поток событий, который, так или иначе, фиксируется нашими органами чувств, интерпретируется нашим мышлением, и преобразуется в словесные и прочие условные описания, передаваемые методами общественной коммуникации. Сами эти описания тоже составляют часть потока событий (иногда называемую вторичным потоком), и также влияют на наше видение мира. Такие описания построены на естественном языке, состоящем как из слов, корректно соотнесенных с частными или обобщенными событиями определенного рода, так и из псевдослов. Псевдослова – это паразитные языковые конструкции, не имеющие объективного прообраза и зародившиеся из отходов культурного процесса. По обилию псевдослов легко узнается социум, управляемый догматикой или тоталитарной идеологией. Но даже наличие небольшого количества псевдослов, а также описываемых ими псевдоотношений, способно создать ужасающую бессмысленную путаницу в обыденном мировоззрении.

Модели – это формальные структуры, в которых базовые объекты заданы произвольно, а базовые отношения введены аксиоматически. На этом власть произвола заканчивается – все остальное в модели должно строго опираться на этот базовый набор без каких-либо исключений из этого правила.

Пример – эвклидова геометрия, которой человечество пользуется уже более 2000 лет. Эта геометрия базируется на 5 постулатах относительно особых идеальных объектов (точек, прямых), которые в природе не существуют. Тем не менее, если мы примем допущение, что некоторые предметы реального мира в чем-то сходны с эвклидовыми объектами, то сможем провести для этих предметов довольно точные расчеты углов и размеров. Около 80 лет назад выяснилось, что для более широкого класса явлений реального мира эвклидова геометрия не подходит – и никто не заплакал. Вскоре нашлась другая формальная структура – риманова геометрия (ее используют во многих задачах релятивистской физики), но и она может эффективно использоваться лишь для определенной предметной области.

Все сказанное справедливо для ньютоновской механики, электродинамики Максвелла, уравнений идеального газа и классической термодинамики. Поведение объектов формальной модели может в некоторых случаях довольно точно совпадать с наблюдаемым поведением реальных процессов – и только. Никакая модель не устроена также, как объективная (физическая) реальность. Модель лишь описывает наши наблюдения, которые сами представляют собой не более, чем интерпретации реального потока событий. Наблюдения – это не сама физическая реальность, а вторичная, виртуальная реальность, созданная нашими органами чувств, нашим мышлением и нашими приборами.

Мы исследуем не столько физическую реальность, сколько связанные с реальностью виртуальные миры, в которых мы живем. Мы конструируем модели по определенным правилам, сравниваем, корректируем, и никакого другого способа получения знаний у нас нет. Итак, модель – это формальная система, соотнеся объекты которой с наблюдаемыми объектами, можно предсказать наши будущие наблюдения в тех или иных условиях. Таковы правила. Модель, построенная не по правилам, заведомо ложна.

Часть II. Испытание свободой или тест на рабство.

Будешь в обществе гордых ученых ослов,

Постарайся ослом притвориться без слов,

Ибо каждого, кто не осел, эти дурни

Обвиняют немедля в подрыве основ.

(Омар Хайям)

6. Бег по лезвию бритвы.

Придерживаться научного мировоззрения, как видим, далеко не просто. С одной стороны ученому приходится все время помнить о том, что даже самая лучшая теория, приносящая колоссальную пользу людям, все-таки есть не более, чем формальные построения. Они имеют примерно такое же отношение к реальности, как бассейн к океану. Конечно, польза несомненна – в таком бассейне множество людей научатся плавать и, попав впоследствии в условия океана, по крайней мере, смогут чувствовать себя гораздо более уверенно и избежать массы ошибок. Но даже если сделать очень большой бассейн, посолить воду, генерировать искусственные волны, и запустить рыбок – все равно это будет далеко не океан.

Если ученый забывает об этом, и начинает отрицать наличие в океане штормов, торнадо и цунами, на том основании, что их не бывает в бассейне – то он может причинить значительный ущерб науке и обществу.

Еще хуже, если ученый впадет в другую крайность – и начнет искать какой-то особый мистический смысл в грандиозности океана и в его непознанности. Он начинает воспринимать тайны океана, как "священное" (о бессмысленности этого слова я уже писал ранее). Там, где начинают думать о "священном", немедленно появляется священник. Это такая же четкая эмпирическая закономерность, как неизбежное появление мух на навозной куче.

Люди, которые умеют балансировать между этими двумя крайностями – это обычно не только прекрасные ученые, но и блестящие популяризаторы науки. У них нет ни снобизма всезнаек, ни комплекса неполноценности и преклонения перед "тайнами мироздания". Такими были Роберт Вуд, Ричард Фейнман, Илья Пригожин, Марвин Мински и многие другие, кого мы знаем не только по их научным работам, но и по социальной деятельности, и даже по литературным и публицистическим произведениям, которые оказали огромное воздействие, в том числе и на людей, далеких от науки.

Естественно, эти ученые были полностью чужды снобизму (о последствиях которого я писал ранее), но при этом обладали тем особым чувством собственного достоинства, с которым неразрывно связана роль ученого в обществе.

Те из ученых, которые впадают в преклонение перед "тайной мироздания" и ужас перед "бесконечными пустыми пространствами", как правило, все-таки успевают вовремя остановиться. От их увлечения мистикой остаются, обычно две-три странные статьи, о причинах написания которых, позже гадают потомки – но не более. Такие ученые, на мой взгляд, тоже заслуживают всяческого уважения, поскольку сумели провести границу между своими личными проблемами и социальной ответственностью ученого.

7. Почему ученый не должен быть ослом.

Поденщик на плантации сахарного тростника имеет полное право быть ослом. Его социальная функция – рубить стебли и складывать их на тележку. Если при этом он будет верить в библейского бородатого дядю, сидящего на облаке и командующего мирозданием, это никак не помешает его деятельности. Если в то же самое будет верить ученый-физик, то его социальная функция будет попросту разрушена, поскольку упомянутый дядя несовместим с правилами построения научной модели мира.

Если бы библейский бог подавался в качестве одного из экзотических разумных обитателей вселенной (подобно разумному океану Соляриса), то речь шла бы просто о малообоснованной, но имеющей право на жизнь, гипотезе.

Но этот бог подается совершенно иначе – как априори центральная фигура мироздания, которая представляет собой мыслящую личность. Этой личности подчинены все процессы во вселенной, а сама она не описывается никакими правилами, не подлежит никаким исследованиям, и не может быть обнаружена ни в каком эксперименте. Конструктивная модель мира не может включать подобный объект, поскольку ему не может быть поставлен в соответствие никакой формализм – ведь само описание объекта, приведенное выше, уже содержит множество внутренних противоречий.

Даже не рассматривая остальных глупостей, содержащихся в типичных догмах монотеизма, можно сказать: верующий в них персонаж – осел. Он не может быть ученым, поскольку его мировоззрение несовместимо с научным взглядом на мир. На это обычно возражают: он – верующий человек, но как ученый, он действует, абстрагируясь от своей веры в бога. В таком случае, мы имеем дело с классическим шизофреником, в расщепленном сознании которого присутствуют две личности с двумя разными мировоззрениями: научным и антинаучным (этакие доктор Джекил и мистер Хайд).

Ослы в научном сообществе явно неуместны. Шизофреники могут быть учеными (и даже великими учеными – как Дж. Нэш), но лишь при условии, что они борются со своей болезнью, а не культивируют ее. Известные нам верующие "ученые" именно культивируют болезнь, делая множество публичных заявлений об "истинности веры", якобы "от имени науки".

Есть еще один случай – ученый, притворяющийся верующим, исходя из существующей политической конъюнктуры. Такой человек – или негодяй, или трус. Он может быть хорошим ученым, но лишь до тех пор, пока не делает публичных заявлений. Если он из конъюнктурных соображений начинает "свидетельствовать о вере", то причиняет такой ущерб науке, который не может быть компенсирован никакой собственно научной деятельностью.