ВТОРЖЕНИЕ И ПРЕДЕЛЫ ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЙ ПАМЯТИ ЧЕЛОВЕКА - Философия Ефремова - Каталог статей - Свобода внутри нас

В 1959-ом году умер никому неизвестный в то время писатель-духовидец Даниил Андреев. В том же году Иван Ефремов (1908-1972) - литератор, творческий носитель прогнозов, знаток античности, ученый-палеонтолог и профессиональный биолог - приступил к написанию романа "Лезвие бритвы" (1959-1963). Завершеный роман был незамедлительно напечатан в ленинградском журнале "Нева", но после смерти Ефремова не был проявлен интерес к его целостному творчеству. В критике отмечались качества Ефремова - фантаста и палеонтолога. Упоминалось в основном о двух романах: "Туманность Андромеды" (1957) - об отдаленном будущем Земли и Космоса, и "Таис Афинская" (1971-1972) - о знаменитой греческой гетере, сопровождавшей Александра Македонского в его походах. От внимания ценителей искусства ускользнуло нечто уникальное в ученом-энциклопедисте, который постоянно менял тематику своих произведений. Роман тревожного прогноза "Час Быка" (1963-1968) - о признаках экологической и нравственной катастрофы, предвещающих гибель цивилизации, - долгое время оставался неопубликованным в полном объеме.

Вероятно, в 1970-х -1980-х годах не ко времени было выяснять направленность интеллектуального романа "Лезвие бритвы", где автор предпринимал попытку вывести современного читателя за пределы нормализованного сознания социума (1). А затем непривычно сложное произведение советского периода как-то выпало из поля зрения литературных обозревателей.

В метафилософском трактате "Роза Мира" Андреев писал: "Я убежден, что не только в России, но и во многих других краях Земли - в первую очередь, кажется, в Индии и Америке - происходит тот же процесс: та же грандиозная потусторонняя реальность вторгается в человеческое сознание..." (Андреев 1995: 57). Писатели Д. Андреев и И. Ефремов начали испытывать сверхвозможности человеческого разума.

Автора романа "Лезвие бритвы" волновала проблема проникновения давно минувшей реальности в человеческое подсознание. Ефремов пытался объяснять мир материалистически и одновременно желал преодоления мировоззренческих ограничений материалистической догмы. Чем больше давили извне на сознание социума, тем решительнее культурное сознание стремилось к духовной безграничности. Заметим, что стиль романа "Лезвие бритвы" (в его главной части) напоминает трактат, сближаясь в этом отношении с "Розой Мира".

Наибольшие трудности возникли перед И. Ефремовым в вопросах композиции романа, кульминация событий в котором совпадает со временем его написания.

Немецкий литературовед Волфганг Казак в своем "Лексиконе русской литературы ХХ века", переведенном на болгарский язык, охарактеризовал структуру романа как разнородную, исключающую последовательность в изложении событий: роман "распадается на отдельные элементы - политическое поучение, наука и фантастика, что не обуславливает художественного единства" (Казак 1996: 308) (2). Возникает впечатление, что речь идет о каком-то другом сочинении.

Смысловое и художественное единство достигается в заключительной четвертой части ("Лезвие бритвы"), заглавие которой воспроизводит заглавие романа. Очевидна и связанность четвертой части с Прологом, переносящим читателя в Петроград 1916 года на выставку уральских камней-самоцветов, - там появляется с мамой маленький Ваня. Очевидна неразрывность связи четвертой части романа с первой частью, озаглавленной "Корни гнева", где послевоенный период проецируется в воспоминаниях романного героя врача Ивана Гирина (коренное русское имя и фамилия, семантизирующая духовную весомость ее носителя).

В первой части действие происходит в Москве, а время датируется ориентировочно 1959-ым годом (шестнадцать лет спустя после войны, когда Гирин - хотя и с запозданием - сумел выполнить просьбу друга-скульптора, не вернувшегося с фронта). Скульптор Пронин попросил его найти и взять под свое попечение деревянную скульптуру - статую обнаженной женщины... Распознание в скульптуре жены Пронина Анны (погибшей во время войны) приводит Ивана Родионовича к опорному воспоминанию студенческой поры, - как ему удалось организовать в волжской деревне излечение матери Анны от психического парализа.

Будущий ученый, ознакомившись с историей болезни, задумался о том, что "корни гнева", т.е. колоссального психического возбуждения, скрыты в подсознании человека. Он припомнил подобный случай и, опираясь на опыт авторитетного предшественника, заново инсценировал пережитый женщиной ужасающий эпизод, приведший к парализу. Эпизод был продолжен мнимым убийством дочери на глазах у неподвижной женщины. В этот момент мать Анны "вдруг издала неясный крик и рванулась с постели". "Ожившая" Анна кинулась за водой" (Ефремов 2008: 32) (3). Иван Гирин знал, что предпринимает рискованный шаг, но слишком тяжелы были условия существования матери и дочери в деревне - они находились под постоянной угрозой насилия. "Удивительное излечение матери Анны навсегда убедили Гирина в том, что психика в организме человека, и здорового и больного, играет куда более важную роль, чем это думали его, Гирина, учителя" (с. 40). Факт излечения больной от психического парализа, может быть, и представлявший шанс везения в его медицинской практике, подкреплял уверенность врача-исследователя в необходимости изучать тайны психики человека.

В московской лаборатории хирург Гирин занимается проблемой болевых симптомов в физиологическом аспекте "с психологическим уклоном". По мере развития сюжетной линии личного плана московский врач знакомится с той, которой отведена роль героини: Сима Металина - спортсменка и преподаватель физкультуры, женщина трудной судьбы. Заинтересованное отношение Гирина к женской красоте - и в частности к ее несомненной носительнице - вознаграждается ответной заинтересованностью со стороны Симы. Так завязываются узловые коллизии романа. Внимание к физической красоте женщины (во времена игнорирования половой идентичности граждан) порождает диспут о функции обнаженного тела в области живописи и скульптуры. По убеждению Гирина, в искусстве созерцание красоты тела женщины порождает "духовное наслаждение" (с. 58).

Знакомство Ивана Родионовича с Симой происходит на художественной выставке, где в центре внимания посетителей оказывается "очищенная от многолетней пыли" статуя ожившей Анны. Трудоемкий "античный стиль" выполнения скульптурной фигуры приводит к "зрительному впечатлению живого тела" (с. 57). На выставке Гирин видит миловидную девушку со "свободной, нескованной осанкой": фигура выдает "дружбу со спортом, гимнастикой или танцами" (с. 59). Фигура и осанка Симы настолько соответствовала "гиринскому понятию прекрасного", что у него "перехватило дыхание". В его понимании подлинная красота женщины состоит в сочетании физического совершенства с развитой духовностью.

Сближаясь с людьми искусства, Гирин, как врач, в лекции, обращенной к художникам, касается вопросов, неотделимых от их профессии: о соотнесенности отдельного человека с космическим целым; о неисчерпаемой "емкости инстинктивной памяти" мыслящего организма (с. 95). Таким образом читатель подготавливается к эксперименту, проведение которого будет осуществлено в четвертой части романа. А осуществлять ответственный эксперимент предстоит хирургу-исследователю Ивану Гирину.

Возможность экспериментального исследования скрытых возможностей человеческого мозга возникла случайно. К московскому врачу-психиатру обратился за помощью сибирский охотник Иннокентий Селезнев. По рассказам сибиряка, во сне его мучают навязчивые галлюцинации, усилившиеся после случившегося отравления ядовитыми грибами. Галлюцинации, отличавшиеся продолжительностью, он считает результатом полученного на фронте ранения. Его преследуют "неясные, тревожные видения" в сопровождении чувств подстерегающей опасности, "близкой смерти". Проплывают "тени животных", известных ему "лишь по картинкам": слоны, носороги, гигантские кошки, - "возникают и исчезают, то в одиночку, то целыми скопищами" (с. 494).

Гирин предполагает, что "здесь мы имеем дело с очень редким случаем проявления подсознательной памяти, ... или "наследственной информации", как скажут в терминах кибернетики современные ученые" (с. 494). "Наследственная информация", по объяснению врача-исследователя, "закодирована организмом для работы в области подсознательного". Только человеческий мозг может способствовать прорыву собственной "подсознательной памяти" в сознание, чтобы получить возможность "раскодирования ее в мыслеобразах" (с. 495).

Среди накопленных теоретических познаний в этой области упоминается швейцарский психолог и психиатр Карл Густав Юнг (1875-1961), основатель школы "аналитической психологии" в Цюрихе. Юнг признавал, "наряду с существованием бессознательного в личности", "существование бессознательного в коллективе, единое и единообразное, присущее всему человечеству свойство". Дав формулировку "коллективного бессознательного", Юнг признавал и порожденные им "архетипы" - элементы развития "каждой индивидуальной духовности" (Краткая 1994: 550).

Следующим шагом на пути познания разумного человека (Homo Sapiens), как частицы человечества, Иван Гирин считал открытие Владимира Вернадского (1836-1945). Русский естествоиспытатель и философ ввел понятие "ноосферы"; писал о существовании сферы разума в космическом пространстве. В тексте "Несколько слов о ноосфере" (1944) ученый пояснял: человек, как и человечество, "связаны с биосферой - с определенной частью планеты, на которой они живут", а значит "связаны с ее материально-энергетической структурой". В нашем столетии биосфера выявляется как планетное явление космического характера; "...новое состояние биосферы, к которому мы ... приближается, и есть "ноосфера". "Ноосфера - последнее из многих состояний эволюции биосферы в геологической истории - состояние наших дней. Ход этого процесса только начинает нам выясняться..." (Курс.авт., И.З.) (Русский 1993: 303-310.).

Герой-ученый интерпретирует введенное Вернадским понятие ноосферы как "духовную сферу коллективного знания и творческого искусства, накопленного человечеством всей планеты" (с. 496).

Гирин отмечает наступление более благоприятного времени для "научных изысканий": "Сейчас стало легче, начали говорить в печати о телепатии и даже йоге. Однако инерция еще велика, и, вероятно, я смогу только приготовить почву тем, кто придет после" (с. 529).

Переходя к случаю с охотником из Восточной Сибири, страдающему от галлюцинаций, доктор-психиатр вносит пояснение: "Наследственная память человеческого организма - результат жизненного опыта неисчислимых поколений , от наших предков - древних рыб до человека, от палеозойской эры до наших дней" (с. 497). Галлюцинации возникают при "болезненном расщеплении нормальной мозговой деятельности". Появляется возможность "заглянуть через самого человека в бездну миллионов прошедших веков его истории, пробуждая в его сознании закодированный памятный фонд" (с. 497).

Заручившись согласием любознательного Селезнева на проведение опыта, Гирин поясняет его суть: "расщепить сознание и подсознание", "вскрыть подсознательную память и, отразив ее в сознании, получить расшифровку" (с. 498).

Доктор предварительно описал Селезневу, через какие стадии ощущений ему предстоит пройти: переживание кратковременной эйфории, затем наплыв тоски и тревоги, связанный с ощущением "близости космической бездны", и наконец "узкий путь между пропастями" - одинокое движение "в пустоту пространства". После прохождения всех трех стадий ощущений в изолированной камере - через несколько часов - он возвратится "к своему обычному состоянию" (с. 499).

Читатель узнает, как началось проведение необычного опыта: под воздействием соответствующего препарата были вскрыты "запоры и преграды подсознательной памяти", где они ослабли у Селезнева; угнетенное сознание нужно было возбудить, чтобы сделать его "максимально чувствительным" (с. 498).

Иннокентий Селезнев, известный в родном сибирском краю своими увлекательными охотничьими рассказами, очутившись в изолированной камере, испытывал затруднения, когда пытался "облечь в словесную форму" "куски зрительных образов", появлявшихся "из глубин его собственного "я" (с. 500).

В "эйдетических галлюцинациях", как на киноэкране, он созерцал землю, какой она была сотни тысячелетий назад. Поражала щедрость природы: "чудовищное изобилие животных на беспредельной равнине" (с. 502); пещеры в скалах, валуны, утесы служили "прообразом архитектурных сооружений" (с. 503). Он пережил и схватку с хищником, и любование физической красотой женщины, и бегство. Уже из отрывочных видений начали составляться "связные картины", но Гирин, опасаясь за здоровье пациента, вывел его из "призрачного мира прошлого" (с. 512). Врач оборвал опыт, чтобы избежать нежелательных последствий для пациента.

В заключительной части получает обоснование мыслеобраз, запечатленный в романе. "Лезвие бритвы" - это "психический стержень абсолютно здорового "я"; он воспринимается как "неощутимая грань между сознанием и подсознанием" (с. 498). Обеспокоенному Селезневу, узнавшему, что его психическая деятельность колеблется "на лезвии ножа", Гирин объясняет: "Все в мире так качается и, однако, существует миллионы лет" (с. 499).

После непосредственного общения с доисторической древностью Иннокентий Селезнев начал убеждаться в "реальной основе" преданий и мифов. А Ивану Гирину удалось убедить себя и других "в той бездне памяти, которая ... таится в глубинах нашей психики" (с. 571).

Друг Ивана Гирина, геолог Андреев, считает, что они заняты общим делом: отысканием "отпечатков прошлого в земной коре и в человеке" (с. 514). Реплика персонажа эксплицирует стремление автора донести до сознания читателя мысль о нерасчленимости человеческого сознания и Космоса. Как объясняет Гирин, мозг - это "природа и вселенная", и мозг отражает "изменчивость природных процессов" (с. 95). Приключенческий сюжет во второй и третьей частях ведет к неразгаданным тайнам психики индивида и "земной коры". Действие перенесено в Южную Африку и в Индию. Речь идет о неизученных свойствах драгоценных камней. Древняя черная корона со "странными" серыми камнями оказывается предполагаемой причиной безвременной смерти Александра Македонского и грозит утратой памяти современной итальянской женщине. Совершается движение от переживаемого настоящего в глубины археологического прошлого Земли. В картинах реставрируемой древности поражает насыщенность знаками культуры.

Линия развития отношений Ивана Родионовича с Симой привлекает и тему, реанимируемую временем: убежденность в необходимости восстановления насильственно разорванных связей метрополии с русским искусством Серебряного века, творцы которого оказались за пределами страны. Теме реанимации отечественной художественной классики служит репродукция картины художницы-эмигрантки Зинаиды Серебряковой "Балерина". Копия картины хранится в доме Гирина, а оригинал, как оказалось, прозябает в запаснике, недоступный для посетителей Русского музея в Ленинграде. Иван Родионович сетует, что не видит на выставках красочных полотен Николая Рериха, творений Льва Бакста, умершего в Париже, и многих других умалчиваемых достойных художников.

Одна из любимых мыслей Ефремова, переданная герою, - мысль об извечной красоте мира, о категории красоты, заложенной в представлениях людей с глубокой древности. Гирин делится с Симой неожиданно всплывшей газетной информацией о том, что в горных джунглях Тайланда было открыто древнее племя: "...любая женщина этого племени могла бы победить на конкурсе красавиц" (с. 571). Посредством женских образов, участвующих в развитии сюжета, читатель получает возможность созерцать типы женской красоты разных времен и территориальных пространств.

В романе начала 1960-х годов, как и в конце 1920-х (у романиста Александра Грина), опять развертывается сюжет романтической любви. Общаясь с Симой, Гирин замечает, что "чувство новизны и глубины всегда сопутствует ей", и поражается свойству девушки "придавать окружающим предметам какую-то особенную прелесть". Любуясь Симой, он начинает понимать, "откуда у древних славян была вера в существование прекрасных волшебниц лесов и полей, называющихся "девами жизни" (с. 581, 582). Возрождается мотив неодолимой природной привлекательности женщины - мотив автобиографического и фантастического романа позднего А. Грина - одного из любимых авторов Ивана Ефремова. С романом "Лезвие бритвы" приходит в русскую литературу советского периода современный романный герой - духовная личность, деятель и поклонник женской красоты.

В Эпилоге читатель убеждается, что герои (Он и Она) готовы к путешествию по жизни вдвоем, как в гриновском романе "Бегущая по волнам" (1928). Фамилия Гирин сближается с писательским псевдонимом Грин. Сима доверяется мужу в обретении новых ощущений: "...утратилось прежнее чувство сказки, но осталось ожидание открывающейся тайны, расходящихся стен обыденной жизни" (с. 638).

В романе "Лезвие бритвы" человек мыслится как ноосфера - вместилище безграничного духовного опыта Земли и Космоса. Писатель вернул исходный словарный смысл научному понятию, введенному Вернадским. Подобное определение ноосферы - в принадлежности к отдельному человеку - приложимо и к автору. Малая планета, открытая вскоре после смерти Ефремова, получила в его честь имя Ефремиана.

Изменение условий бытования советской литературы в середине пятидесятых годов побудили Ивана Ефремова обратиться к жанру романа. Обновленная ситуация повлияла, в частности, и на конструкцию романа "Лезвие бритвы", где приключенческий мотив второй и третьей частей произведения сопутствует основному - возвращению к этической и эстетичeской норме в повествовании о современности.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Нормализованное сознание в значимых деталях отображено в романе "Гомо советикус. Мой дом - моя чужбина" - Зиновьев (1991). Роман "Гомо советикус" написан прозаиком-философом А. Зиновьевым в Мюнхене в 1981 году. Вот одно из определений человека "нового типа": "Гомосос есть продукт приспособления к определенным социальным условиям" (Зиновьев 1991: 310).

2. Цитата дается в переводе автора. Название книги в оригинале: Kasack Wolfgang. Lexikon der russischen Literatur des 20. jahrhunderts: vom Beginn des Jahrhuderts bis zum Ende der Sowjetara. Munchen: Sagner, 1992.

3. В дальнейшем произведение цитируется по этому изданию (Ефремов 2008) с указанием страницы в тексте.

ЛИТЕРАТУРА

Андреев 1995: Андреев, Даниил. Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Книга вторая. О метаисторическом и трансфизическом методах познания. Москва, 1995.

Ефремов 2008: Ефремов, Иван. Лезвие бритвы. Роман. Москва, 2008.

Зиновьев 1991: Зиновьев, Александр. Гомо советикус. Мой дом - моя чужбина. Москва, 1991.

Казак 1996: Казак, Вольфганг. Енциклопедия на руската литература през ХХ век. От началото на века до края на съветската ера. Второ издание. Превод от немски език Румяна Павлова. София, 1996.

Краткая 1994: Краткая философская энциклопедия. Москва, 1994.

Русский 1993: Русский космизм. Антология философской мысли. Москва, 1993.

Kasack 1992: Kasack, Wolfgang. Lexikon der russischen Literatur des 20. jahrhunderts: vom Beginn des Jahrhuderts bis zum Ende der Sowjetara. München: Sagner, 1992.