В этой главе мы попытаемся наметить определенные механизмы функционирования мышления, объяснить некоторые эмпирически выявляемые особенности восприятия и переработки информации лицами с высоким творческим потенциалом. При этом особенно интересными кажутся нам вопросы, связанные со спецификой организации концептуальных структур, ассоциативных сетей, особым статусом стереотипов (когнитивных штампов) в мышлении креативных личностей.
Известно, что способность более эффективно оперировать противоречивой информацией специалистами выделяется в числе отличительных черт одаренных людей (1). На наш взгляд, эта их особенность связана с иной (не только количественно, но и качественно) представленностью подсознательно протекающих мыслительных процессов.
На уровне сознания человек не очень удачно использует противоречивые данные. И в частности, исследования показали (2), что в ситуациях, когда испытуемые были вынуждены формулировать суждение на основе совокупности признаков, содержавших взаимоисключающие утверждения, их мыслительная стратегия сводилась к отбрасыванию одного из компонентов противоречивой информации и принятию решения на основании другого. При этом выбор "оставляемого" признака определялся некоторыми установками достаточно общего характера: собственными предпочтениями, сложившейся системой представлений и т.п. С чем же связана такая особенность функционирования сознания? Рассмотрим эти вопросы несколько подробнее.

В каждую единицу времени на органы чувств человека обрушивается гигантский поток информации. И лишь весьма незначительная ее часть осознается. В основном же она фиксируется и репрезентируется неосознанно. Это приводит к тому, что на уровне подсознания функционирует информация, миновавшая барьер сознания и критичности, не испытавшая на себе действия мыслительных процедур (структурирования, классификации, упорядочения и т.д.), используемых в процессе вербализации информации. Поэтому она обладает такими свойствами, как неупорядоченность, многообразное переплетение свойств, связей, отношений (да и сами они не выделяются в том виде, в каком это характерно для сознания), наличие разнообразных оттенков, полутонов и прочих затрудняющих упорядочение, но более адекватно отражающих реальный мир компонентов информации.
Сознание не может эффективно функционировать в таких условиях: для него характерно выделение стабильного, однозначного, последовательного. В определенном смысле, наверное, можно утверждать, что оно оперирует предельными значениями (не исключительно ими, но предпочтительно ими). А предельные значения различных оттенков и полутонов сведутся как раз к двум, являющимся крайними точками континуума. И поскольку сознание не в состоянии их совместить - настолько противоположными оказываются их параметры - фундаментальную роль начинает играть требование непротиворечивости рассмотрения3. При таком понимании оно сводится, фактически, к призыву, сделав ставку на одно упорядочение континуума (и лежащее в основе этого упорядочения огрубление реальных связей), не использовать при этом огрубления того же континуума в противоположном направлении.
В теоретических построениях такая стратегия оправданна, поскольку позволяет до конца раскрыть то содержание, которое скрыто в выбранном предельном случае. И все результаты, которые будут получены на этом пути, окажутся однозначно относимыми именно к данному исходному упорядочению информации. Несоответствия, которые неизбежно возникнут раньше или позже, поскольку в основе всего лежало изначальное огрубление реальных связей и отношений, также будут однозначно и недвусмысленно относимы к выбранному упорядочению, а не к некоторой нерасчлененной и неструктурированной совокупности исходных представлений.
Поэтому, очевидно, можно сказать, что в противоречии реализованы предельные состояния того континуума, который существует в "картинке" подсознания и с которым сознанию трудно справиться. Противоречие - это, в некотором роде, "ужас сознания" перед безграничностью неосознаваемого, а закон непротиворечия - это попытка защититься от разрушительного для него объема и немыслимого разнообразия информации, которыми оперирует подсознание.

Сознательная настроенность субъекта на возможность допустить противоречие в собственной картине мира уменьшает порог восприятия неосознаваемого, в результате чего данные подсознательной переработки информации оказываются более доступными осознанию. Поэтому внутренняя готовность субъекта принять противоречие, признать его правомерность (а не отбросить сходу один из компонентов информации, как не соответствующий действительности) - важнейший эвристический фактор.
Существование на уровне сознания противоречивых утверждений является отражением того обстоятельства, что субъект признает наличие определенного несоответствия (допустим, между принимаемыми им общими положениями и тем или иным состоянием дел в действительности). Собственно говоря, такое признание и выражает осознание проблемной ситуации.

Очевидно, наличие противоречия определенным образом репрезентируется и на уровне подсознания, которое, если можно так выразиться, "знает", что человек столкнулся с положением вещей, эффективного выхода из которого он в данный момент не видит. Компоненты такой ситуации, в которых выражается основное содержание проблемы, также представлены в подсознании.
Как оно оперирует ими? На наш взгляд, на этом уровне фундаментальную роль играют личностные и эмоциональные компоненты опыта. Поэтому субъективная значимость информации приобретает гораздо больший вес, чем в сознании. В сознании доминируют рассудочные оценки, рассчитанные выгоды, в сознании действует и определяет значимость информации та шкала ценностей, которая согласуется с нормами культурной среды данного индивида. Взвешивая значимость определенных фрагментов информации на уровне сознания, человек руководствуется теми соображениями, которые не должны поставить под сомнение его Я-концепцию. Однако все эти соображения могут весьма мало соответствовать той системе ценностей и той шкале оценок, которая укоренилась в подсознании и бессознательном индивида и которая явилась результатом действия множества факторов как субъективного, как и объективного характера (имеются в виду определенные генетические предрасположенности, условия жизнедеятельности человека и т.п.).

Компоненты такой внутренней, скрытой шкалы отражают неповторимую историю формирования именно данной личности. Многие из них могут не осознаваться субъектом в силу целого ряда причин. Например, из-за их возможного несоответствия тем "хорошим", "правильным", "моральным" мотивам, которые признаются допустимыми в данной культуре и которые индивид принимает и включает в свою осознаваемую (или провозглашаемую перед самим собой) систему ценностей.
Сложность при этом заключается в том, что в случае наличия существенных расхождений между двумя такими системами ценностей (действующей на уровне сознания и не осознаваемой индивидом) осознание компонентов последней может поколебать или даже расшатать Я-концепцию данного индивида, что неизбежно приведет к необходимости переоценки и пересмотра всей картины мира и понимания своего места в ней. А это, в свою очередь, затруднит адаптацию человека к условиям постоянно изменяющейся внешней среды и нарушит более или менее устойчивое равновесие, в условиях которого он (до осознания неосознававшихся и травмирующих компонентов информации) жил. Действие механизмов психологической защиты препятствует проникновению на уровень сознания психических содержаний, способных нарушить гомеостаз всей системы. Поэтому существование различий между "внешней" и "внутренней" шкалой ценностей и оценок может не восприниматься субъектом.

Итак, для подсознания характерно наличие мыслительных конструктов, в некоторой форме репрезентирующих осознаваемое человеком противоречие, причем сами эти конструкты характеризуются тем, что их субъективная значимость для данного индивида не просто неразрывно связана с их мыслительным содержанием, но является одним из компонентов такого содержания. Кроме того, эта субъективная значимость установлена в соответствии с внутренней неосознаваемой шкалой ценностей, во многих случаях принципиально отличающейся от внешней.

Как уже отмечалось, непротиворечивое оперирование противоречивой информацией в ряде случаев достигается за счет того, что субъект волевым усилием объявляет лишь один из ее компонентов истинным. Понятно, что тогда никакого противоречия не остается: ведь если одно из утверждений истинно, то противоречащее ему ложно. В тех же случаях, когда человек вынужден принять и его истинность, создается мощный очаг внутреннего напряжения, нестабильности, тревоги, устранение которого требует такой реорганизации системы восприятия мира, в рамках которой данное противоречие было бы снято. Если этого так и не удается достичь, оно вытесняется из сферы сознания.
И здесь примечательным оказывается следующее обстоятельство. При оценке информации на уровне сознания индивид склонен отдать предпочтение тем компонентам, которые соответствуют определенным стереотипам, штампам, вписываются в систему ценностей и приоритетов, действующих на уровне сознания.
В подсознании же может оказаться принципиально иной субъективная значимость оцениваемых компонентов: то, что в сознании выступало как доминирующее, в подсознании может потерять свою значимость, и наоборот. Тогда, условно говоря, значение "истина" может оказаться приписанным утверждению, которое на уровне сознания было оценено как ложное. В результате произойдет радикальная переоценка исходной ситуации, что позволит изменить угол рассмотрения проблемы.

Итак, компоненты информации, воспринимавшиеся на уровне сознания как более существенные, - в силу их соответствия разного рода стереотипам, установкам субъекта, его ожиданиям, предпочтениям и т.п. - на уровне подсознания могут восприниматься как менее значимые. И напротив, данные, или не зафиксированные на уровне сознания, или (по тем или иным причинам) оцененные как не заслуживающие серьезного рассмотрения, на уровне подсознания могут стать определяющими. Подобный механизм мог, вероятно, сформироваться в процессе эволюции человека вследствие стремления уменьшить негативные последствия изначальной репрезентации информации на основе ранее сложившихся стереотипов. В конечном счете, это обеспечивает нахождение более эффективных решений в постоянно изменяющихся жизненных ситуациях и, тем самым, способствует повышению адаптивных возможностей человека (4). Весьма существенным параметром такого механизма является то, что благодаря ему, любой результат, полученный на любом уровне осмысления информации (в значительной степени независимо от установок субъекта), на определенном этапе ее переработки вовлекается в процесс решения.
На наш взгляд, подобное изменение значимости информации напоминает механизм функционирования высшей нервной деятельности, описанный И.П.Павловым (в так называемой "фазе внушения"), когда не сильные, а слабые раздражители оставляют в сознании и памяти наиболее устойчивые следы. Возможно, именно с таким феноменом изменения субъективной значимости информации в подсознании связан пересмотр некоторых более или менее фундаментальных стереотипов (ранее исходным образом ограничивавших поле решения задачи), которым нередко соповождаются озарения.

Происходящее при этом изменение значения информации, на наш взгляд, возможно вследствие действия двух факторов:
1. Психические содержания, энергетическая значимость которых ниже порогового значения (скажем, некоторого d), попадают в подсознание, а те, значимость которых выше d, - в сознание. Тогда автоматически все те содержания, которые функционируют в сознании и имеют статус разного рода стереотипов, окажутся для подсознания незначимыми (просто в силу несоответствия их энергетических значений параметрам информации, перерабатываемой в подсознании). И наоборот, информация, незначимая для сознания из-за ее малого (меньше d) энергетического значения, будет основным объектом переработки в подсознании. Если исходить из такого понимания механизмов изменения значимости элементов информации в подсознании, можно сказать, что оценка компонентов противоречия становится иной просто в силу специфической ориентированности сознания и подсознания на соответствующие энергетические значения психических содержаний.
2. Изменение субъективной значимости компонентов противоречивой информации на уровне подсознания может происходить из-за того, что на этом уровне действует совсем иная шкала ценностей, чем в сознании. Вероятно, степень отличия будет весьма индивидуальной. Но уже тот факт, что многие побудительные мотивы субъектом не осознаются, говорит о том, что это расхождение может быть весьма значительным (отдельные компоненты этой системы именно потому находятся в сфере бессознательного, что их осознание угрожает Я-концепции, сформировавшейся на основе осознаваемой шкалы ценностей).

Учитывая все сказанное, представляется возможным говорить о том, что подсознание в противоречивой ситуации функционирует так же уверенно, как в непротиворечивой - сознание (5). Это возможно, в частности, потому, что оценка информации на непротиворечивость - один из наиболее жестких стереотипов сознательного восприятия, осмысления и репрезентации информации - в соответствии с действием предложенного выше механизма - оказывается на уровне подсознания, по меньшей мере, весьма ослабленным. Такого рода отношение подсознания к противоречивой информации лишь на первый взгляд кажется необычным. По существу же известны такие состояния сознания (например, сновидноизмененное сознание), когда человек не удивляется даже самым фантастическим образованиям и сюжетным поворотам, воспринимая их как нечто совершенно естественное.

Таким образом, можно сказать, что мыслительные конструкты, более или менее адекватная репрезентация которых на уровне сознания позволяет идентифицировать их как противоречивые, являются неотъемлемым компонентом той картины мира, которая формируется на уровне подсознания. В настоящее время в логике получены результаты (6), позволяющие утверждать, что представление о возможных положениях дел в действительности, выражающееся в принятии соответствующих описаний состояний, задает и соответствующую логику рассуждения. Например, переход от традиционного понятия описания состояний к понятию обобщенного описания состояний обусловит переход от классической логики - к релевантной. В этом смысле (7), вероятно, можно говорить о том, что наличие на уровне подсознания картины мира, естественным компонентом которой являются противоречивые мыслительные конструкты, обусловит специфическую "логику" подсознания (которая, возможно, в некоторых своих аспектах будет близка паранепротиворечивым построениям).

Еще один момент, на котором хотелось бы остановиться - это специфика в организации ассоциативных сетей. Как известно, существуют различные представления о том, какого рода отношения в рамках оцениваемой информации служат основанием для ее ассоциирования. (Например, Аристотель выделял отношения смежности, сходства и контраста.) Однако независимо от различий в понимании оснований ассоциации в самом общем виде, на наш взгляд, можно говорить о существовании особенностей в формировании ассоциативных сетей на основе сознательного осмысления имеющейся информации и на уровне подсознания (8). В первом случае особую значимость приобретает способность субъекта достаточно последовательно анализировать имеющиеся данные и максимально полно учитывать выявленные свойства и связи сопоставляемых сущностей. Природа подсознательного выявления сходства (подобия, контраста) представляется существенно иной.

Известно, что в процессе восприятия информации происходит ее параллельное кодирование, в результате чего элементы информации оказываются зафиксированными как с помощью вербального (символического) кода, так и в невербальной форме, с использованием зрительных, слуховых, тактильных и других образов. И если вербализация информации связана с ее упорядочением, выделением однозначных свойств и связей объекта, то в рамках невербального восприятия формируется некоторый нерасчлененный, целостный образ объекта. Поэтому на уровне подсознания иной оказывается та база данных, на основе которых осуществляется уподобление. С другой стороны, не может не быть иным и само представление о сходном (подобном, контрастном). Ведь то представление, которое функционирует в нашем сознании, обусловлено сложным комплексом феноменов культуры, среди которых и существующая система ценностей, и научная картина мира, и многое другое. А, как уже отмечалось, на уровне подсознания происходит ослабление действия разного рода стереотипов, устойчивых представлений и т.п. Учитывая эти обстоятельства, нетрудно понять, что сети ассоциаций, которые возникают в процессе подсознательной переработки информации, будут существенно отличаться от тех, которые могут быть сформированы в результате сознательно направляемых усилий.

И в частности, необходимо выделить следующие отличительные моменты. Во-первых, более обширной является база данных, на основе которых устанавливаются ассоциативные связи. Во-вторых, поскольку информация, составляющая основу ассоциирования, невербальна, она, как уже отмечалось, не подвергается тем преобразованиям, которые неизбежны в процессе вербализации. И наконец, само представление об ассоциируемом, которое функционирует на уровне сознания и уже в силу этого не может не испытывать на себе ограничивающего влияния стереотипов мышления, на уровне подсознания является существенно ослабленным.
Но поскольку на основе ассоциирования информации, хранящейся в долговременной памяти и вновь поступающей, в мышлении субъекта формируются концептуальные структуры, с опорой на которые воспринимается, оценивается и размещается новая информация, постольку описанные выше особенности в организации ассоциативных связей не могут не обусловливать особенностей в характере концептуальных структур креативных личностей. Последние, как нам представляется, будут отличаться большей сложностью и независимостью от стереотипов, а также меньшими ограничениями на сочетаемость информации. Смысловое содержание понятий, функционирующих в рамках такого рода структур, будет включать более обширный комплекс информации невербальной природы различной степени осознанности, за счет чего размерность субъективного семантического пространства (9) может быть более высокой.
Однако, несмотря на относительно большую представленность подсознательных процессов восприятия и переработки информации в мышлении креативных личностей, важнейшую роль в организации концептуальных структур играет вербализованная информация.

Существует представление, что вербализация снижает творческие возможности индивида и, напротив, регресс вербализации (при условиях, допускающих ее возможность) связан с более высокой творческой потенцией (10) . Поэтому возникает вопрос о роли процедуры вербализации информации в творческом мышлении и даже в некотором более широком контексте - об отношении вербальности и креативности.
Исследования показали (11), что в тех случаях, когда испытуемым при решении задачи на распознавание образов предлагалось предварительно сформулировать основание классификации, результаты были хуже, чем в тех случаях, когда такое исходное ограничение не накладывалось, и субъекты были свободны в выборе тактики решения задачи. Более того, оказалось, что в ряде случаев реальное отнесение образов к соответствующим классам не отвечало вербально формулируемым основаниям и при этом было более адекватным. Эти результаты представляются достаточно интересными в плане анализируемой проблемы, поскольку способность адекватного распознавания и оценки информации непосредственно связана с возможностями ее последующего продуктивного использования. Рассмотренные под таким углом зрения, эти результаты как будто бы свидетельствуют о том, что вербализация информации в процессе решения задачи препятствует реализации творческих потенций.

Однако, как нам кажется, отношение между такой фундаментальной формой мыслительной активности человека как вербальное представление данных, и его творческими возможностями существенно сложнее. Прежде всего, вероятно, есть основания говорить о различной роли вербализации информации на разных уровнях мыслительного процесса, и, тем самым, на разных стадиях творческого акта.

Упомянутое различие станет более очевидным, если иметь в виду, что процедура вербализации информации не тождественна операции именования, являющейся, в определенном смысле, ее завершающей стадией. Для того, чтобы определенное восприятие или результат переработки информации получил вербальную форму репрезентации, необходимо предварительное осуществление ряда мыслительных процедур, направленных на упорядочение, структурирование информации, выделение в ней однозначных связей и отношений, более и менее существенных свойств и зависимостей и т.п. Помимо этого, информация классифицируется, идентифицируется, сопоставляется с хранящимися в памяти прототипами и вариантами возможных отклонений от них и др. В результате - воспринятая и закодированная с помощью невербальных средств информация существенным образом модифицируется, огрубляется, а иногда и искажается. Целый ряд свойств, отношений, зависимостей, которые зафиксированы в рамках целостного образа, формирующегося в процессе невербального кодирования, остается за пределами, условно говоря, той модели, которая возникает как следствие преобразования информации в ходе ее вербализации. Совершенно естественно, что в подобного рода процессах существенную роль будут играть те представления, мировоззренческие, методологические и другие установки, которые существуют в сознании субъекта и применительно к которым упорядочиваются, оцениваются и размещаются вновь поступающие данные. Это, в свою очередь, не может не привести к тому, что вербализованная информация оказывается жестче, чем невербальная, увязанной с укоренившимися в сознании человека штампами, ожиданиями, предпочтениями, представлениями о перспективном направлении поиска и др. А поскольку возможности нахождения нестандартного, нетривиального решения существенно обусловлены способностью преодоления разного рода исходных ограничений на проблему, понятно, что, оперируя вербальной информацией, индивиду труднее осуществить подобный отказ. Этим, на наш взгляд, хотя бы отчасти объясняются те результаты исследований, о которых говорилось выше (относительно зависимости адекватности решения задачи от степени использования вербальной формы репрезентации информации).

Однако сводится ли роль вербализации в процессе когнитивной деятельности к только что упомянутой зависимости? Как нам представляется, нет. Ведь мыслительная активность в рамках решения творческой задачи не исчерпывается использованием невербальных средств представления и переработки информации. Напротив, любой результат, полученный в ходе преимущественно подсознательного осмысления проблемы, может быть осознан лишь тогда, когда он будет вербализован. И вот на этом этапе степень развитости категориальных средств естественного языка и степень владения каждого данного индивида этими средствами являются фундаментальными для реализации его творческих потенций. При этом мы полагаем, что степень владения языком означает не просто наличие большего или меньшего объема терминов и их значений в памяти человека, но и способность более или менее адекватно вербализовать невербальные компоненты существующей в подсознании информации. (Имеется в виду способность произвольного, сознательно направляемого поиска и нахождения максимально адекватных вербальных аналогов тем или иным компонентам невербального опыта индивида.) Очевидно, что степень владения естественным языком не только повлияет на способность произвольного осознания, но и обусловит степень адекватности таких мыслительных процедур, как категоризация, идентификация, классификация информации и др

Основания подобной зависимости видятся в следующем.
Как уже отмечалось, человек в процессе вербализации стремится использовать прежде всего именно привычные, достаточно устойчивые обозначения и часто уподобляет свои впечатления категориям языкового кода. Поэтому чем богаче выразительные возможности тех средств символического кодирования, которые имеются в распоряжении субъекта, тем богаче и сложнее сетка, которая им накладывается на мир, тем более тонкие детали, оттенки, аспекты осмысливаемого могут быть выражены и тем меньше результирующие искажения информации.

И еще один момент, на который хотелось бы обратить внимание. Это вопрос о специфическом статусе когнитивных стереотипов (штампов) в мышлении креативных личностей. Отчасти этот вопрос уже затрагивался, когда речь шла о преимущественной представленности подсознательно протекающих мыслительных процессов. Однако следует коснуться и некоторых других аспектов.
Вообще, при обращении к проблеме стереотипов стало уже достаточно традиционным подчеркивание их негативной роли в рамках творческого процесса и указание на необходимость их более полного преодоления с целью достижения подлинно нового, творческого результата. И действительно, подобное представление имеет под собой серьезные основания, поскольку совершение творческого шага невозможно без отказа от некоторого множества исходных ограничений на проблему, обусловленных определенными стереотипами, когнитивными штампами.
Однако если роль стереотипов в мышлении столь однозначна, то почему они так живучи и труднопреодолимы? Ведь история формирования знаний о человеке учит тому, что в процессе филогенеза закрепляется лишь то, что полезно, а стереотипы, на первый взгляд, только мешают эффективной адаптации человека (которая неразрывно связана со способностью смотреть на уже известные вещи под другим углом зрения)? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо рассмотреть те функции, которые стереотипы мышления выполняют в когнитивном процессе.

Итак, человек живет в условиях постоянно изменяющейся внешней среды, что само по себе достаточно часто требует от него разрешения новых задач. В таких условиях его адаптация может быть эффективной только при наличии способности прогнозировать определенные события ближайшего или достаточно отдаленного будущего, чтобы максимально эффективно действовать в соответствующим образом изменившихся условиях. Однако для того, чтобы подобное прогнозирование было возможным (хотя бы и в самой примитивной форме), человек должен обладать способностью вычленять в непрерывном потоке восприятия относительно устойчивые, значимые для него фрагменты информации. Такого рода способность является неотъемлемым свойством человеческого мышления, на что, в частности, указывают экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что даже в тех случаях, когда предъявлявшиеся конфигурации заведомо не содержали никаких регулярностей, испытуемые все же "обнаруживали" их. Это фундаментальное свойство человеческого разума, как нам представляется, и лежит в основе формирования системы стереотипов в мышлении.

Существенным является и другое обстоятельство. В процессе становления человеческой личности, усвоения достижений культуры и накопления результатов собственного опыта в сознании человека формируется достаточно устойчивая система представлений, знаний, навыков, ценностей, позволяющая ему более или менее эффективно адаптироваться к условиям внешней среды. Предпосылкой такой адаптации служит способность оперативно и адекватно воспринимать, кодировать и идентифицировать поступающую информацию, правильно ее классифицировать и оценивать. В свою очередь, выполнение этих задач невозможно без наличия достаточно стабильной системы знаний. Причем чем более разветвленной является сеть хранимой информации, тем более сложный комплекс восприятий может быть размещен на ее основе. Таким образом, степень развитости существующих в сознании субъекта знаний и представлений самой различной природы непосредственно влияет на эффективность восприятия и последующего использования поступающей информации.

Вообще представляется достаточно вероятным, что нормальное функционирование мозга, нервной системы, психики человека возможно лишь в условиях более или менее стабильной системы ценностей и ориентиров, относительно которых происходит отбор, оценка и размещение новой информации. Если нет таких направляющих линий, устойчивых контуров, вся система знания как бы повисает в воздухе, становится зыбкой и неустойчивой. Вместе с ней теряет свою устойчивость и положение человека в мире. Поэтому можно предположить, что именно стремление к гомеостазу обусловливает осознанное и бессознательное формирование множества разного рода стереотипов. Их расшатывание угрожает самосохранению человека, и потому мозг обладает приспособительным механизмом, блокирующим проникновение на уровень сознания тех впечатлений и результатов, которые могут оказать травмирующее воздействие. Иначе говоря, поколебать или разрушить сложившуюся и устоявшуюся систему представлений, на основе которой (и относительно которой) происходит ориентация и приспособление человека к действительности.
Вообще, представление о существовании механизмов психологической защиты сформировалось в рамках фрейдизма. Как известно, Фрейд, анализируя причины неврозов, предположил, что глубинной основой их формирования являются детские сексуальные переживания, в силу существования социальных запретов вытесненные в сферу бессознательного. Последующие исследования показали, что не менее драматичным для человека является осознание определенных элементов информации, способных поколебать или разрушить образ собственного "я" (12). При этом акцент из сферы сексуальных переживаний был перенесен в сферу, если так можно выразиться, социально значимых компонентов развития личности (способность достичь признания, уважения, любить, быть любимым, быть понятым и др.). Такое увеличение множества стимулов, существенных для формирования специфики личности, представляется оправданным. Более того, на наш взгляд, их сфера может быть расширена за счет включения также тех личностно значимых элементов системы знаний, представлений, ценностей, которые лежат в основе картины мира, сформировавшейся в результате становления данной конкретной личности, усвоения ею достижений культуры и фиксирования результатов собственного опыта. Поскольку подобного рода система составляет основу ориентации человека в мире и ее разрушение чревато ослаблением приспособительных возможностей индивида, постольку можно предположить, что действие механизмов психологической защиты распространяется и на обеспечение ее стабильности. Как следствие, информация, осознание которой может привести к необходимости отказа от определенных фундаментальных для данной личности положений, установок, штампов, может блокироваться.

Существуют ли в действии подобного рода механизма аспекты, которые можно было бы рассматривать как специфичные для мышления креативных личностей? Представляется, да. На наш взгляд, можно утверждать, что у лиц с высоким творческим потенциалом или от природы, или в результате индивидуальной истории становления данной личности - механизмы психологической защиты в той или иной мере оказываются ослабленными. Одной стороной такого ослабления как раз и является то, что информация, способная расшатать существующую систему знания и поколебать стереотипы, имеющие в данное время статус бесспорных (которая у большинства людей блокируется), у креативных личностей получает более свободный доступ на уровень сознания. Это, если так можно выразиться, - положительное следствие ослабления механизмов психологической защиты.

Вместе с тем, вряд ли можно предполагать, что такого рода ослабление столь избирательно, что беспрепятственно пропускает на уровень сознания информацию, концептуально значимую, и блокирует травмирующую (ту, которая может причинить боль, страдание субъекту). Поэтому, скорее всего, в результате ослабления механизмов психологической защиты наряду с информацией, обеспечивающей возможность отказа от когнитивных стереотипов (штампов) и, тем самым, увеличивающей вероятность совершения творческого шага, на уровень сознания более широким потоком устремится и вся информация, которая для данной личности имеет травмирующий характер и в обычных случаях блокируется. Такое предположение, на наш взгляд, дает возможность понять и некоторые другие аспекты в проблеме специфики мышления креативной личности. В частности, это касается соотношения чувствительности (сензитивности (13) ) и креативности.
В исследованиях, посвященных рассмотрению параметров мышления лиц с высоким творческим потенциалом, часто отмечаются когнитивная и эмоциональная их открытость, высокая степень чувствительности, восприимчивости как к сигналам, поступающим из внешнего мира, так и к внутренним (14). Эта зависимость является достаточно очевидной: более развитая способность к восприятию и фиксированию оттенков, деталей в поступающей информации, при прочих равных условиях, обеспечит более богатую базу исходных данных самой различной природы. А это, в свою очередь, обусловит возможность вербализации и осознания более тонких аспектов, отношений, свойств в рамках воспринятого и осмысливаемого. В результате исходная база данных для формирования ассоциативных связей будет существенно шире и т.д.

Однако, как нам представляется, можно говорить и о менее тривиальном отношении степени восприимчивости, сензитивности субъекта и креативности его мышления. А именно, о восприимчивости, эмоциональной и когнитивной открытости - как следствии развитой творческой способности (поскольку, как уже говорилось, последняя может быть обусловлена, в частности, и ослаблением действия механизмов психологической защиты). Поэтому определенная уязвимость, незащищенность, нестандартность поведения людей с высоким творческим потенциалом (широко известные "чудачества") не должны рассматриваться как их каприз или проявление их нежелания вписаться в стандартную систему межличностных отношений. По существу, эти особенности оказываются оборотной стороной одаренности этих людей и не могут быть сняты произвольно.

В этой связи хотелось бы рассмотреть вопрос о психоэмоциональных особенностях креативных личностей несколько подробнее. В современной литературе этой стороне проблемы уделяется значительное внимание. При этом целый ряд характеристик практически всеми исследователями причисляется к неотъемлемым личностным качествам креативных субъектов. В их числе -любознательность, даже до некоторой степени любопытство (однако не в обыденном понимании, а скорее как выражение стремления к получению новой информации, вероятно, по смыслу приближающееся к понятию "пытливость"), способность видеть проблему там, где ее не видят другие. Данное обстоятельство, как попутно справедливо отмечается, способно доставить немало неприятностей и неудобств его обладателю, поскольку усмотрение проблем побуждает говорить о них, а это не всегда приветствуется окружающими, которые - в массе своей - не видят никаких проблем в соответствующем положении вещей.
Упоминается также и такое качество, как гибкость в восприятии и оценке информации (в противовес жесткости, ригидности), присущая в большинстве своем креативным личностям. Последнее находит и экспериментальное подтверждение. Так, интересные исследования особенностей восприятия информации при условии различных способов предшествующего обучения показали, что так называемая "да-тенденция" (15), складывается как следствие более разнообразного предшествующего личностного опыта субъекта (16) и обусловливает следующую особенность восприятия: скорее модификации, не принадлежащие к данному классу будут ошибочно причислены к нему, чем подлинные варианты прототипа будут необоснованно отвергнуты. И напротив, так называемая "нет-тенденция" (т.е. склонность к негативному ответу на вопрос о принадлежности некоторого данного объекта к соответствующему классу) формируется как следствие более однообразного предшествующего обучения и обусловливает противоположную особенность восприятия: скорее подлинная модификация некоторого прототипа будет ошибочно отвергнута, чем конфигурация, не являющаяся в действительности вариантом прототипа, будет неверно принята (17).
Представляется достаточно очевидным, что подобные особенности восприятия не безразличны к формированию способности нахождения нетривиальных решений в познавательных ситуациях: склонность к усмотрению некоторого известного субъекту прототипа в большем числе встречающихся комбинаций позволит применить имеющиеся знания к большему множеству новых ситуаций, а также обусловит возможность минимизации числа малоотличающихся прототипов (ведь неверная оценка некоторых конфигураций, как не относящихся к данному классу, заставит формировать для них свой, новый прототип. Вероятно, в подобной познавательной ситуации вновь формируемый прототип будет незначительно отличаться от исходного, причем сами отличия вряд ли окажутся существенными, поскольку в основе такого вычленения лежала неверная исходная оценка информации).

И еще одна деталь. Негативный ответ выражается не просто в произнесении соответствующего отрицательного высказывания. Такого рода реакция порождает комплексную перестройку многих систем организма, вследствие которой всё в человеке оказывается настроенным на отвержение, неприятие предлагаемого. В результате возможность продуктивного использования отрицаемой информации оказывается минимальной (а ведь известно, что даже из ложных идей, гипотез, теорий могут быть извлечены весьма нетривиальные и перспективные выводы). Кроме того, "нет-реакция" чаще всего предопределяет проигрышную стратегию поведения, когда несмотря на осознание своей ошибки, субъект будет - даже вопреки очевидному - внутренне сопротивляться изменению ранее высказанной оценки. И напротив, готовность к позитивному восприятию информации позволяет максимально продуктивно использовать ее впоследствии. Стремление субъекта вычленить рациональное зерно, готовность признать и некоторые сильные стороны, справедливые моменты пусть и неверного в целом построения дадут возможность включить выявленные рациональные моменты в собственные концептуальные структуры, что, естественно, обогатит их и позволит в ряде случаев продуктивно изменить угол видения проблемы.

Таким образом, гибкость (так же как и толерантность) мышления может рассматриваться, с одной стороны, как следствие более вариабельного личностного опыта субъекта, с другой - как предпосылка формирования особенностей восприятия и оценки информации, обеспечивающих возможность ее последующего креативного использования.
Что же касается проблемы соотношения креативности и интеллектуальности, то можно сказать, что до сих пор не существует ее общепринятого решения. Однако исследователи склоняются к мысли об отсутствии однозначной корреляции этих параметров. Вероятно, подобный вывод обусловлен отсутствием в настоящее время методик оценки интеллектуальных и креативных возможностей, достаточно точно ориентированных на выделение тех параметров личности, которые действительно являются характеристическими для этих способностей. Например, тест отдаленных ассоциаций, предложенный Медником, базируется на понимании креативности как ассоциации наиболее удаленных элементов восприятия, а тесты Торранса - на оценке креативности как особой восприимчивости к недостающим элементам информации, дисгармонии, пробелам в знании. Существуют тесты, базирующиеся на оценке предпочтения сложных или простых фигур и др. При определенных условиях (диктуемых иным пониманием креативности) исследователи обнаруживают практически нулевую ее корреляцию с показателями интеллектуальности (18). Поэтому выявление соотношения этих двух способностей, вероятно, требует более углубленной теоретической разработки соответствующих проблем. А пока представляется преждевременным делать окончательные выводы о наличии или отсутствии корреляции степени интеллектуальности и креативности.

Интерес представляет также сочетание креативности с такими комплексными психологическими характеристиками как интровертность-экстравертность19. С креативностью обычно связывают интровертированный тип личности. Однако данное обстоятельство, очевидно, следует принять с некоторыми оговорками. И в частности, степень представленности соответствующих характеристик в реальных субъектах является различной, и в "чистом виде" они встречаются не часто. Более характерно определенное сочетание некоторых черт этих типов. Тем не менее выделение параметров, по преимуществу присущих экстравертированным и интровертиро-ванным личностям, по всей видимости, позволяет наметить некоторые глубинные зависимости, существующие между отдельными личностными характеристиками и возможностью формирования творческой потенции. Анализируя эти вопросы, известный исследователь креативности Гилфорд уточняет, что, когда мы говорим о таких качествах, как интровертированность или, например, импульсивность креативных личностей, следует помнить, что речь идет об оценке сферы мыслительной активности. В этой связи он добавляет: "Приятно думать, что креативная личность отлична от невротика или психотика - как это нередко утверждалось ранее Фактически эти факторы подавляют креативное поведение"20.

Упоминают исследователи и целый ряд других параметров лиц с высоким творческим потенциалом. Среди них - высокая интуитивность, усмотрение более глубоких смыслов и следствий воспринятого, уверенность в себе и в то же время неудовлетворенность ситуацией, в которой субъект себя обнаруживает, открытость восприятию как внутреннего, так и внешнего мира. Креативные личности высокомотивированы, демонстрируют значительный уровень энергии. Они обладают рефлексивным мышлением, от которого получают удовольствие. Креативы самостоятельны, отличаются значительным стремлением к автономии. Для них характерен низкий уровень социализации и высокий уровень самодостаточности. Они неконформны.
В связи с последней характеристикой вспоминаются очень интересные соображения крупнейшего советского физика П.Л.Капицы о взаимосвязи гениальности и "непослушания" (21). Описывая особенности темперамента М.В.Ломоносова, и в частности случай, когда тот "непристойно сложил перста, поводил ими под носом академика Шумахера и сказал - накоси - выкуси...", П.Л.Капица задавался вопросом: "Возможен ли аналогичный случай в наши дни у нас в Академии наук?" Этот вопрос представлялся ему не праздным, поскольку П.Л.Капица полагал, что "в описанном инциденте есть очень много поучительного и для наших дней. Ведь гений обычно проявляется в непослушании... Непослушание есть одна из неизбежных черт, появляющихся в человеке, ищущем и создающем всегда новое в науке, искусстве, литературе, философии"22. По его мнению, одно из условий развития таланта человека - это свобода непослушания.

Закончить эту главу о мышлении креативной личности хотелось бы словами Мак-Киннона, которые, как представляется, психологически точно и лаконично ее характеризуют23: "Главное для творческой личности - это кураж, кураж разума и духа, психологический и духовный. Кураж быть разрушительным для созидания нового, кураж быть открытым восприятию изнутри и извне, кураж следовать интуиции, а не логике, кураж вообразить невозможное и попытаться реализовать его. Кураж думать так, как не думал никто. Кураж стоять в стороне от коллективности и конфликтовать с нею, если это необходимо, кураж становиться и быть самим собой" ( 24).

1 MacKinnon D.W. Creativity: a Multi-faceted Phenomenon//Creativity. A discussion at the Nobel Conference. Amsterda;L.,1970. P.29-32.
2 PosnerM. Cognition: An Introduction. Illinois, 1973. P.80.
3 Следует оговориться, что речь в данном случае идет о сознательной переработке информации в рамках мышления, развившегося и функционирующего в современной технократической цивилизации. Хорошо известно, что существуют типы мышления (например, архаичное или мышление, сформировавшееся в рамках альтернативных культур, - скажем, буддистской), которые совершенно по-иному относятся к противоречиям: или нечувствительны к ним, что особенно характерно для филогенетически ранних форм культуры, или рассматривают знание, представленное в логически-противоречивой форме, как феномен более высокого порядка, чем дискурсивное знание, как средство достижения особых состояний сознания. Например: "Так Приходящий говорил о всех мыслях как о не-мыслях, поэтому их и именуют мыслями" ("Алмазная праджняпарамита-сутра"//Психологические аспекты буддизма. Новосибирск, 1991. С.118).
4 При этом, однако, не следует забывать, что наличие устойчивых концептуальных структур, кроме упомянутых отрицательных, имеет и бесспорные положительные следствия для развития знания субъекта.
5 Поскольку информация, функционирующая на уровне подсознания, имеет иные параметры, чем та, которой оперирует сознание, такие характеристики, как "противоречивость-непротиворечивость", осмысленные по отношению к символической форме репрезентации, автоматически на область подсознания переноситься не могут. Вероятно, применительно к подсознанию имеет смысл говорить лишь о наличии или отсутствии определенного рода образований (мыслительных конструктов), более или менее адекватное выражение которых с использованием естественного языка приводило бы к формулированию взаимоисключающих суждений.
6 Войшвилло Е.К. Понятие интенсиональной информации и интенсионального следования//Логико-методологические исследования. М.,1980.
7 Разумеется, с оговорками об относительной применимости любых понятий, определенных для вербальных форм репрезентации информации.
8 Бесспорно, такого рода различение является огрублением реального ассоциативного процесса, в котором результаты сознательного и подсознательного восприятия и переработки
информации переплетены и взаимосвязаны. Речь, по существу, может идти лишь о большей или меньшей представленности соответствующих процессов.
9 Субъективное семантическое пространство может рассматриваться как модель категориальной структуры индивидуального сознания, на основе которой осуществляется классификация информации путем анализа ее значений.
10 лиз соответствующих результатов см.: Westcott M.R. Toward a Сontemporary Psychology of Intuition. N.Y;,L.,1968. P.90.
11 PosnerM. Cognition: An Introduction. P.75.
12 См., напр.: Arieti S. The Realm of Unconscious in the Cognitive School of Psychoanalyses//Бессознательное. Тбилиси,1978. Т.3.
13 Под чувствительностью в данном контексте понимается способность организма реагировать на изменение раздражителя возникновением или изменением ощущения.
14 См., напр.: Creativity. A discussion at the Nobel Conference. Amster-dam;L.,1970. P.2-9; Westcott M.R. Toward a Сontemporary Psychology of Intuition. P.89; Психология творчества. М.,1990.
15 Т.е. склонность давать позитивный ответ на вопрос о присущности или не присущности вновь предъявляемых конфигураций тому классу объектов (прототипу), который сформировался у испытуемого на основе предшествующего научения.
16 Имеется в виду формирование прототипа на основе предъявления значительно различающихся между собой конфигураций.
17 PosnerM. Cognition: An Introduction. P.53-54.
18 См.: Трик Х.Е. Основные направления экспериментального изучения творчества//Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления. М.,1981. С.303. См. также: McKinnon D.W. Creativity: a multy-faсeted phenomenon//Creativity. A discussion at the Nobel Conference. P. 18-32.
19 Как известно, эти психологические типы были выделены и описаны К.Юнгом. Для экстраверта характерна обращенность к внешнему миру, в результате чего несколько принижается значимость явлений внутреннего мира. Напротив, интроверт преимущественно ориентирован на явления внутреннего мира, что выражается в склонности к самоанализу, некоторой замкнутости, затруднении социальной адаптации и т.п.
20 Guilford J.P. Creativity: Dispositions and Processes//Creativity Research. International Perspective. New-Delhi,1980. P.227.
21 Фрагмент оО творческом "непослушании"п опубликован впервые в журнале "Наука и жизнь". 1987. № 2.
22 О творческом "непослушании"п//Наука и жизнь. 1987. № 2. С.82.
23 На наш взгляд, в следующем контексте выражение "мужество" явилось бы не вполне адекватным для перевода английского "courage", содержащего некоторый дополнительный оттенок в характеристике состояния духа. Поэтому мы используем термин "кураж".
24 MacKinnon D.W. Creativity: a multi-faceted phenomenon. P.32.