«Коммунист». 2003. № 4. С. 49-57.
НУЖНА ЛИ КОММУНИЗМУ ТАКАЯ ЗАЩИТА?
С.В. Багоцкий
В 6-м номере журнала «Коммунист» за 2001 год была опубликована статья экономиста Б.И. Дорогова «В защиту коммунизма». Я не сомневаюсь, что при написании своей работы тов. Дорогов руководствовался самыми благородными намерениями, искренне стремясь очистить коммунистическую идеологию от ревизионистских извращений. Тем не менее, его статья заслуживает, на мой взгляд, самой серьезной критики, поскольку воспроизводит джентльменский набор предрассудков, складывавшийся в советском обществе во 2-й половине 20 века и, в конце концов, заведший советскую идеологию в тупик.
Основная идея статьи Б.И. Дорогова – стремление принципиально разделить два смысла слова «коммунизм». Первый смысл – учение об освобождении пролетариата, второй смысл – качественно новая социально-экономическая формация. По мнению тов. Дорогова второй смысл слова «коммунизм» по большому счету не имеет отношения к марксистской теории и является продуктом «искажения и опошления со стороны разного рода, извините, неучей и прожектеров, карьеристов и демагогов» (стр. 98) и даже «откровенным ревизионизмом» (на той же странице чуть выше).
Все это, разумеется, совершенно неверно. С точки зрения классического марксизма освобождение пролетариата в рамках существующей капиталистической формации В ПРИНЦИПЕ НЕВОЗМОЖНО. И поэтому необходимым и достаточным условием освобождение пролетариата является построение качественно новой социально-экономической формации - коммунизма (во втором смысле). А для перехода к новой формации одного взятия Зимнего явно недостаточно. Сама по себе пролетарская революция пролетариат не освобождает, она лишь создает предпосылки для его последующего постепенного освобождения.
Авторов же, пропагандирующих альтернативную идею об освобождении пролетариата без перехода к качественно новой формации в марксистской литературе справедливо называют «ревизионистами» (правда, обычно без прилагательного «откровенные»). Ибо именно в этом заключается смысл известной цитаты «Конечная цель – ничто, движение все». Справедливости ради следует отметить, что, ухаживая за дамой, ни один ревизионист этим принципом не руководствуется. Поскольку непременно стремится достичь «конечной цели».
Но в одном тов. Дорогов прав: в понимании того, что такое коммунизм, действительно существует серьезная путаница. Дело здесь не только в искажениях со стороны «неучей и прожектеров» вкупе с «карьеристами и демагогами», но и в том, что восприятие концепции коммунизма требует выхода за пределы картины мира, построенной классической наукой. Точно так же, как и восприятие квантовой механики. А выйти за пределы классической картины мира очень непросто.
Наука 19 века породила две сильно неклассические научные концепции: неэвклидову геометрию Лобачевского-Римана и концепцию коммунизма К.Маркса - Ф.Энгельса. Обе они устанавливают пределы применимости казалось бы самоочевидных и «вечных» законов и выявляют за этими пределами такие свойства, что нормальный человек их даже и представить себе не может.
Давайте попробуем восстановить логическую цепочку, которая привела К. Маркса к столь парадоксальной концепции.
Со времен Адама Смита (а может быть и раньше) в основе классической политэкономии лежала абстракция «экономического человека», чьим основным стремлением является приумножение своей собственности. Без этой абстракции классическая политэкономия не работает. А для обоснования представлений об экономическом человеке использовались ссылки на «человеческую природу», которая такова изначально.
Карл Маркс развернул этот взгляд на 180 градусов: экономический человек – не предпосылка развития экономики, а продукт этого развития. И данные истории и этнографии полностью подтвердили этот вывод. Оказалось, например, что в средневековой Франции существовали законы, устанавливающие уголовную ответственность за раздаривание собственного имущества. А свойственный русским купцам обычай устраивать дорогостоящие безобразия с битьем зеркал в ресторанах свойственен очень многим народам мира, находящимся на докапиталистической стадии развития. Для этого обычая в этнографии есть даже специальный термин «потлач».
Короче говоря, для анализа докапиталистических обществ рамки классической политэкономии малопригодны. Классическая политэкономия – это политэкономия капитализма и только капитализма. А в истории существовали и другие формации, хозяйственная жизнь в которых подчинялась иным законам.
Можно ли сформулировать критерий, по которому одну формацию можно отделить от другой? И притом один-единственный критерий! Да, наверное, можно. Таким критерием являются господствующие на том или ином этапе развития производительных сил мотивы трудовой деятельности. По этому критерию выделяются «первобытнообщинная», «рабовладельческая», «феодальная», «капиталистическая» и «коммунистическая» формация. И не выделяются «азиатская» и «социалистическая» формации. Последние появляются, когда используют другой критерий: форму собственности. Вспомним, что про азиатскую формацию Маркс и Энгельс всерьез не говорили, и социализм в качестве самостоятельной формации не рассматривали. Эти идеи стали популярными позже.
Если мы выделяем социально-экономические формации на основании господствующих мотивов труда, то значит, что подспудной причиной смены общественно-экономических формаций является кризис этих мотивов. Они оказываются недостаточными для того, чтобы обеспечить ту степень усердия работников, которую требуют существующие производительные силы. Соответствующие примеры из древнеримской и не только древнеримской истории хорошо известны.
А дальше начинаются размышления о том, какие мотивы труда будут наиболее соответствовать требованиям, предъявляемым будущим обществам. И неожиданный вывод о том, что мотивы, свойственные капитализму, окажутся неэффективными. Лишь интерес к существу выполняемой работы или, хотя бы, ее процессу, может стать мотором хозяйственной деятельности.
Именно с этим обстоятельством и связывается в марксизме надежда на освобождение пролетариата от ярма экономически принудительного труда. Освобождение пролетариата и формирование коммунистической формации – это две стороны одного процесса. И противопоставлять их друг другу, как это делает тов. Дорогов, совершенно недопустимо.
Разумеется, классики марксизма никогда не рассматривали пролетариат как пассивную массу, бессловесно ждущую, пока ее освободит развитие производительных сил. Классовая борьба пролетариата была, есть и будет везде, где существует капитализм. Но окончательная победа в этой борьбе будет гарантирована внутренней логикой развития производительных сил, сделающее ненужным и даже вредным для производства экономически принудительный труд.
Облик коммунистической формации, грубыми контурами намеченный классиками марксизма, несет в себе некоторые парадоксальные черты, неизменно вызывавшие у советских граждан недоумение. Прежде всего, принципиальным отсутствием столь привычного и любезного нашему сердцу индивидуального материального стимулирования. Неужели же нашим потомкам не захочется достойно вознаградить хорошего работника? Материально уравнивать такого работника с лентяем будет как-то даже неприлично с их стороны.
Убедительное объяснение этому парадоксу дал другой великий человек, который, хоть и не читал труды Карла Маркса, но путем самостоятельных размышлений пришел к похожим идеям, после чего художественно изобразил их в знаменитой истории о том, как Том Сойер красил забор тетушки Полли. Оказалось, что этот важный производственный процесс протекал гораздо эффективнее, не тогда, когда платили его участникам, а тогда, когда сами участники платили за удовольствие в нем участвовать.
«К тому времени, как Бен выбился из сил, Том уже продал вторую очередь Билли Фишеру за совсем нового бумажного змея; а когда и Фишер устал, его сменил Джонни Миллер, внеся в виде платы дохлую крысу на длинной веревочке, чтобы удобнее было эту крысу вертеть, и так далее, и так далее – час за часом. К полудню Том из жалкого бедняка, каким он был утром, превратился в богача, буквально утопающего в роскоши. Кроме вещей, о которых мы уже говорили, у него оказалось двенадцать алебастровых шариков, обломок зубной «гуделки», осколок синей бутылки, чтобы глядеть сквозь него, пушка, сделанная из катушки для ниток, ключ, который ничего не хотел отпирать, кусок мела, стеклянная пробка от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котенок, медная дверная ручка, собачий ошейник – без собаки, - рукоятка ножа, четыре апельсиновых корки и старая, сломанная оконная рама.
...........................................................................................................................
Когда же она (тетя Полли) убедилась, что весь забор выбелен, и не только выбелен, но и покрыт несколькими густыми слоями известки, и даже на земле вдоль забора проведена белая полоса, ее изумлению не было границ.»
Как легко видеть, Марк Твен шел по следам Карла Маркса. Он изобразил мир, где переворачиваются традиционные экономические отношения и вышел за пределы тех ограничений, в рамках которых проблема освобождения пролетариата заведомо не решается. Советские политики и идеологи сделать это не сумели. Их представления о коммунизме (в тех случаях, когда они более или менее искренне верили в его грядущую победу) оказались «недостаточно сумасшедшими». А к концепции коммунизма, так же, как и к другим неклассическим концепциям, применима широко известная фраза Нильса Бора: «Эта идея, несомненно, сумасшедшая, вопрос в том, настолько ли она сумасшедшая, чтобы быть истинной?»
Подавляющее большинство искренних коммунистов советского времени всерьез считало, что в коммунистическом обществе ВСЕ трудоспособное население должно работать. Эта мысль была, в частности, включена в последнюю, горбачевскую Программу КПСС. Подобная точка зрения, разумеется, совершенно абсурдна. Весь смысл коммунистического распределения заключается именно в том, чтобы УБРАТЬ из процесса общественного производства тех индивидуумов, для которых работа сама по себе не интересна. Чтобы не мешали. Мы прекрасно понимаем, что честное безделье некоторых «работников» наносит обществу значительно меньший ущерб, чем их работа. В этом случае и следует платить за безделье значительно больше, чем за работу. Однако большинство коммунистов эту мысль совершенно не воспринимало и не воспринимает.
Переводя концепцию коммунизма на более привычный для нас язык, мы, по-видимому, должны сформулировать ее следующим образом:
«Коммунизм – это общественно-экономическая формация, где процесс производства осуществляется общественными организациями, в которых работает только тот, кто хочет и до тех пор, пока хочет. При этом добровольность труда является гарантией высокой производительности и, главное, высокого качества производимого продукта.»
Следует, разумеется, иметь в виду, что удаление значительной части населения из процесса производства породит исключительно серьезные социальные проблемы, которые как-то придется решать. Об этом очень хорошо говорилось в замечательном романе В. Тендрякова «Путешествие длиною в век». Поэтому рассматривать коммунистическое общество как земной филиал небесного рая, по меньшей мере, легкомысленно.
Горячим пропагандистом идеи относительно быстрого построения коммунизма в нашей стране был, как известно, Н.С. Хрущев. Однако, как видно из публиковавшихся в те годы материалов, и сам Н.С. Хрущев, и идеологи из его команды, довольно плохо представляли себе, о чем идет речь, разделяя представление о коммунизме, как о некоем потребительском рае, где галушки сами летят в рот. Впрочем, упрекать за такие представления советских граждан, переживших страшную войну и мечтавших хотя бы о минимальном достатке, было бы, наверное, кощунством.
У руководителей, сменивших в середине 1960-х годах Н.С. Хрущева, было достаточно здравого смысла для того, чтобы понять утопичность выдвигавшихся их предшественником амбициозных планов. Однако у них не хватило образования, культуры и стратегического мышления для того, чтобы предложить сильную концепцию дальнейшего развития советского общества. Концепция строительства коммунизма отошла на задний план, а вместе с ней и мысли о том, что для успешного развития России нужны качественно новые, не имеющие мировых аналогов прорывные идеи. Была выдвинута беззубая концепция «развитого социализма», на основе которой было в принципе невозможно сформулировать стратегию дальнейшего развития советского общества. Постепенно социализм стал рассматриваться не как первая стадия коммунизма (что, вообще говоря, неправильно), а как самостоятельная общественно-экономическая формация (что еще более неправильно). Логическим завершением всего этого стало «возвращение в лоно мировой цивилизации», где нас встретили без особого энтузиазма.
Намечались ли в эпоху застоя такие тенденции, которые мы могли бы рассматривать как шаги в направлении формирования коммунистических производственных отношений? Да, такие тенденции намечались. Во времена застоя, несмотря на застой, шел упорный поиск новых социально-экономических механизмов, которые могли бы обеспечить более эффективное развитие экономики. Несомненным успехом в этом направлении стали бригады, работающие на коллективном подряде. В соответствии с реально выполненной работой эта бригада получала некую сумму, которая делилась между членами бригады на основе устанавливаемого на собрании бригады «коэффициента трудового участия». Предполагалось, что член бригады, работавший больше и лучше, получит больший коэффициент трудового участия и, соответственно, больше денег. Довольно скоро обнаружилась любопытное явление: бригады стали делить деньги практически поровну, несмотря на явно неодинаковый трудовой вклад разных членов бригады. Хорошие работники инстинктивно понимали, что отказываясь от прибавки к зарплате, они формируют и укрепляют хорошие отношения в коллективе. А работать в хорошем коллективе гораздо приятнее, да к тому же – выгоднее, ибо растет производительность труда, а вместе с ней и получаемая зарплата.
А нередко зарплату делили по принципу «Кому нужнее...». Опять по той же причине.
Бригадный подряд сам собой «снял» индивидуальное материальное стимулирование и обеспечил переход к коллективному материальному стимулированию, пока еще на уровне бригады. При этом просматривались и более далекие перспективы: переход на подряд целых предприятий и так далее...
Бригадный подряд создавал экономическую основу для развития самоуправления, поскольку ставил материальное благополучие индивидуума в прямую зависимость от успехов коллектива в целом. И опять-таки просматривался переход к самоуправлению трудовых коллективов на более высоком уровне. Вместе с постепенным переходом от централизованного управления предприятиями на договорные отношения между трудовыми коллективами. Все это, по-видимому, открывало возможности для преодоления экономических трудностей 1980-х годов и быстрого развития СССР по некапиталистическому пути.
Далекой перспективой такого развития должно стать естественное формирование коммунистических производственных отношений за счет постепенного снижения роли наименее активной (и одновременном возрастании роли наиболее активной) части работников в производственном процессе.
Интересно, что нечто похожее происходило и в... Японии! В наиболее мощных японских фирмах сформировалась система «пожизненного найма», при которой работник, раз поступив на работу, работал в своей фирме всю жизнь. Для того, чтобы быть уволенным, работнику нужно было совершить что-то совершенно исключительное. А платили работнику не сдельно, а в зависимости от стажа работы в фирме и успехов фирмы в целом. И обладая такой, с первого взгляда казалось бы, архаичной формой оплаты труда, Япония достигла исключительных успехов в промышленном развитии.
Справедливости ради следует отметить, что ни в одной другой стране воспроизвести японское чудо не удалось. По-видимому, японское чудо без японской национальной культуры невозможно.
Любопытные процессы происходили и в развитых капиталистических странах Запада, где периодически появлялись и периодически угасали массовые молодежные движения, весьма скептически относившиеся к ценностям упорного труда ради индивидуального обогащения. Например, движение хиппи. В хиппи уходили дети из весьма состоятельных семей. Правда, в большинстве случаев, ненадолго: погуляв несколько лет, они возвращались домой и строили свою жизнь по родительским образцам. Хотя некоторые из хиппи (возможно, наиболее способные), необратимо ломали свою жизнь.
Появление на Западе таких массовых движений стало первым звонком, свидетельствующим, что мотивы труда, предлагаемые капиталистическим обществом, для молодых способных людей становятся не слишком интересными.
Но вернемся в Россию. К сожалению, бригадный подряд и вытекающие из него социально-экономические формы не получили должного развития. И не в последнюю очередь из-за того, что самоуправление трудовых коллективов подрывало позиции бюрократии гораздо сильнее, чем вульгарная реставрация капитализма. Бюрократия и сделала соответствующие выводы, после чего наша страна оказалась там, где она ныне находится.
В заключении я хотел бы отметить, что перед современными коммунистами стоит жесткая альтернатива: либо же они совершат сильный теоретический прорыв в понимании современного мира и современного общества, сравнимый с тем прорывом, который свершили К. Маркс и Ф. Энгельс, либо же им придется уступить свое место другим политическим силам. Для осуществления такого рывка недостаточно решения частных проблем; нужно четко представить себе историческую перспективу в целом. И нужна очень серьезная теоретическая работа. А позиция, пропагандируемая тов. Б.И. Дороговым, толкает коммунистическое движение на путь эмпиризма. По большому счету, это дорога в никуда. Если коммунисты откажутся от крупномасштабных теоретических идей, в частности, от представлений о коммунистической перспективе, то будущего у них не будет. Что наглядно доказала политика и идеология Л. И.Брежнева и его команды.
Источник: http://papasha-kis.narod.ru/sociologia/comm.htm |