Приветствую Вас Гость | RSS
Свобода внутри нас
Главная | Каталог статей | Регистрация | Вход
Главная » Статьи » Философия Ефремова

Переписка Ивана Ефремова и Михаила Агурского

Переписка Ивана Ефремова и Михаила Агурского

 

Иван Ефремов за письменным столом

 

Изучая Ивана Ефремова, постоянно находишь что-то новое.

Например, читая круглый стол редакции «Спор о Иване Ефремове», опубликованный в 1978 году в 33 номере русского эмигрантского литературного и общественно-политического журнала «Время и мы», выходившего сначала в израильском Тель-Авиве с 1975 по 1981 год, а затем в американском Нью-Йорке с 1981 по 2001 год, я обратил внимание на упоминание одним из участников дискуссии — Михаилом Агурским — его переписки с Иваном Антоновичем.

Михаи́л Самуи́лович Агу́рский (настоящее имя Мэ́лик; 5 апреля 1933, Москва — 21 августа 1991, Москва) — весьма интересная личность. Он родился в Москве в 1933 году, в семье известного революционера, историка и партийного деятеля Самуила (Шмуэла) Хаимовича Агурского (1884—1947). Там же окончил школу в 1950 году. Советский писатель, диссидент, публицист, литературовед, учёный-кибернетик, историк, политолог, советолог, мемуарист, деятель сионизма и профессор Еврейского университета в Иерусалиме.

В частности, российско-израильский историк и публицист Михаил Рувимович Хейфец писал о нём следующее:

«Покойный Мелик слыл в Израиле исследователем необычным. По-моему, он особо не копал материалы вглубь, но всегда увлекался эффектными, хотя, бывало, не слишком обоснованными гипотезами (я с ним много и часто спорил). Но… Но зато Мелик всегда бывал интересен! В свободное время читал обширную литературу, иногда настолько популярную, что в неё почти никто не заглядывал всерьёз (ну, скажем, в полное собрание Горького!), и ухитрялся извлекать оттуда парадоксальные исторические концепции. С первого взгляда всё у него казалось чистым сочинением, но … По прошествии времени обнаруживались неожиданные обоснования, и почти любая гипотеза Агурского начинала играть свежими и влекущими красками».

Получив техническое образование, Агурский не стал узким техническим специалистом. По свидетельству поэта Александра Лайко, уже в конце 1950-х годов Агурский — в рядах московского андерграунда, в числе инициаторов создания молодёжного поэтического клуба «Факел» и его председатель.

В 1955 году Агурский познакомился с Надеждой Васильевной Верещагиной, дочерью писателя и религиозного мыслителя В. В. Розанова. Позднее познакомился с семьёй Д. Л. Андреева. По книгам из библиотеки Розанова начал пристально изучать работы самого Розанова, В. С. Соловьёва, К. Н. Леонтьева, Д. С. Мережковского, М. О. Гершензона, религиозную мысль Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, М. Бубера. Одновременно его увлекало изучение деятельности отца, история русской церкви и деятельность современной православной церкви, история сионизма, межконфессиональные отношения.

 

Михаил Агурский

 

Так вот, в сети можно найти мемуары Михаила Агурского «Пепел Клааса» - http://krotov.info/library/01_a/gu/rsky_05.htm, которые интересны сами по себе, но особенно в контексте его переписки с Иваном Ефремовым, которой он посвятил целую главу. Привожу её полностью:

«ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ.

Год за годом, день за днём

Звёздным мы горим огнем,

Плачем мы, созвездий дети,

Тянем руки к Андромеде.

Николай Заболоцкий.

Я уехал на месяц в Меленки, и среди прочих книг мне попалась "Туманность Андромеды" известного писателя Ивана Ефремова. Эта социальная утопия меня поразила. Ефремов был человеком очень одарённым, но, только что перечитав Толстого, я не мог не восстать против явного антигуманизма и ницшеанства Ефремова. Я решил написать ему письмо. Это был мой первый опыт полемики такого рода. Перечитывая черновик письма, я поражаюсь тем, насколько во мне была сильна анархистская закваска, которую я тогда не осознавал.

«Старые средневековые утопии подчас отпугивают нас оттого, что, во-первых, в них подавлялась свобода личности, а, во-вторых, подавленные невежеством своего времени, авторы не имели понятия о величайшей радости жизни - радости творчества. Близки к вам Кропоткин, Реклю, Беллами, но они были, если не сказать, врагами научно-технического прогресса, то уж во всяком случае не понимали путей его развития, полагая, что он может осуществляться свободными общинами. Но и они уже бросили вызов дифференциации труда, как отупляющей человеческое сознание, превращающей его в придаток машины. Они мечтали о духовно могучем, разносторонне развитом человеке.
Ваша же утопия является синтезом стремлений и мечтаний наиболее духовно развитой части нашего общества, которая знает, что если только нашу планету не постигнет катастрофа, подобная той, которая постигла Зирду, какие бы трудности, какие бы извилистые дороги ни вели в будущее, научно-технический прогресс является неотъемлемой частью нашей цивилизации, а он неизбежно требует максимальной централизации экономики, правда, со всеми вытекающими отсюда опасностями.
Не могу сказать, что я полностью согласен со всеми Вашими положениями. Кое-что мне не ясно.
Прежде всего, я не думаю, что воспитание ребенка в коллективе, пусть даже в самом идеальном случае, не отразится на его эмоциональном развитии отрицательным образом. Ослабление, вернее, уничтожение родительской любви и любви к родителям, если бы даже оно и стало возможным, обеднило бы людей и, вероятно, высвободив их духовные силы в другом направлении, внесло бы в отношения между людьми известную сухость. Вспомните, что люди, не имевшие никогда детей, в большинстве случаев более эгоистичны. Я уже не говорю о том, что рассматриваю этот вопрос отвлечённо, ибо воспитание ребенка в "коллективе" в неправильно устроенном обществе привело бы к гибельным результатам.

 

 

 

Во-вторых, неясно, как мыслите Вы отношения между полами. Если я правильно понял Вашу мысль, то Вы видите в будущем свободно объединяющихся мужчин и женщин, причем длительность каждого объединения будет зависеть только от силы взаимной привязанности и ни от чего больше. Если это так, то с этим вполне можно согласиться, так как фактически даже в настоящее время из-за того, что семья по большей части потеряла свой экономический характер, мы, видимо, находимся не меньше, чем на полпути к "эпохе Кольца".
В-третьих, весьма противоречиво Ваше отношение к изобразительному искусству. С одной стороны, Вы говорите о действительно важнейшем долге искусства "развивать эмоциональную сторону человека", говорите о "предварительной настройке - музыкой, красками, формой", приводите великолепное, более того - грандиозное описание музыкально-живописной композиции "Синей симфонии", а с другой стороны, пишете, что "...быть выраженным отвлечённо искусство не может, кроме музыки..." Это крайне противоречиво. Описание симфонии, как Вы её даете, является мечтой поколений художников-абстракционистов, которые стремятся к динамизации цветовых отношений.
Достаточно вспомнить существование в России общества супрематистов во главе с Малевичем. Разве не дают эмоциональную настройку строгие, но изящные композиции Мондриана, которые вносят в ощущение зрителя высокое и благородное чувство гармонии? Недаром Мондриана называют отцом современной архитектуры. Буйные краски на полотнах Кандинского не вызывают разве неодолимого движения и стремления в бесконечность? А загадочно-волшебные и детски наивные, бесконечные в своём многообразии работы Пауля Клее?
А если взять отвлечённую скульптуру, то мы увидим, как Архипенко, Габо, Бранкузи и другие выражают внутреннюю сущность огромного разнообразия форм, уча нас находить красоту пропорций в сочетании элементарных объёмов, красоту внутренних ритмов материи. Вы так сильно и ярко описываете непонятные для осмысления картины далеких миров: эти цилиндры и конусы, перемежающиеся в быстром вихре, - именно поэтому Вы, как никто другой, должны понимать, например, Габо и Бранкузи.
Я уже не говорю о том, что отвлечённое искусство является матерью прикладного искусства и плохой уровень оформления промышленных изделий и т.п. является не чем иным, как отсутствием культуры абстрактного искусства. Народный орнамент, красивая одежда, умение оформить интерьер - всё это объекты абстрактного искусства. Разумеется, изобразительное искусство и прошлого, и настоящего, и будущего - это не только абстрактное искусство».

 

 

(Текст письма дается, по-видимому, в сокращённом виде, что видно из ответа Ивана Ефремова, где обсуждаются некоторые мысли Михаила Агурского, отсутствующие в приведённом тексте).

Ефремов ответил длинным письмом:

«Абрамцево, 6.09.59.
Многоуважаемый товарищ Агурский!
Благодарю Вас за интересное письмо. Ваши определения мне очень нравятся. Они в чём-то точнее моих - вероятно, Вы более склонны к абстрактному мышлению, чем я.
Ваше несогласие с отдельными положениями моего романа звучит убедительно. Однако, хотя я отнюдь не считаю себя обязательно правым и не собираюсь (как это принято в наше время) "брать патент" на монополию суждений о будущем, всё же останусь при своих. Позвольте возразить Вам - не для обязательного установления правоты - просто для уточнения моей позиции.
О семье. Я мыслю будущие отношения между полами, как и Вы, только на почве взаимной привязанности, любви, страсти и ни на чём более. В самом деле, если неминуемо должно быть утрачено значение семьи как экономической ячейки общества, то какие же другие связи остаются? Вы скажете - воспитание детей! Но ведь Вы возражаете мне с современных позиций, высказывая опасение (и полностью обоснованное!) за общественное воспитание в плохо устроенном обществе. Но разве я имею в виду плохо устроенное? А в хорошо устроенном кто же предпочтет индивидуальное кустарничанье с неумелым воспитанием, недостаточным досмотром (надо же самим работать, расти и развлекаться), постоянными помехами взрослым и ребятам (обоюдно) - воспитанию в подобранных по возрасту группах, в специальных хороших местах, людьми специально подготовленными и любящими?
Мне кажется, что родительская любовь к своему единственному (или нескольким - всё равно) детищу основана только на чувстве собственности, ощущении враждебности мира и переоценке, гипертрофировании своих собственных родительских чувств. Кстати, умеренность нужна и в родительской любви, как во всём остальном! Вы же говорите об уничтожении родительской любви. Почему? Разве только потому, что ребенок не Ваш, Вы обязательно должны любить его меньше? Проявляйте родительскую любовь не к одному, двум, трём, Вашим собственным, а хоть к целой сотне! Приходилось ли Вам бывать в окружении многих, хорошо воспитанных, очаровательных ребят, относившихся к Вам с полным доверием? Ведь это ни с чем не сравнимое чувство, право, ничем не мельче пресловутой родительской любви!
А Макаренко? Мне кажется, что, вопреки Вам, рассредоточение родительской любви приведет не к сухости отношений людей между собою, а, наоборот, к гораздо большей мягкости, меньшему эгоизму. Вы говорите о людях, не имевших ребят, как об эгоистах. Но ведь Вы и думаете об эгоистах, потому и не имевших ребят, что они такие. А неэгоисты, с ребятами или без ребят - любят детей и отлично воспитывают чужих детей или работают в детских домах и т.п.
Я уж не говорю, что дети редко бывают созвучны своим родителям, редко существует настоящая дружба между теми и другими. И это не только от другого времени развития, но и потому, что по законам генетики (которые мало кто себе ясно представляет) мы не являемся фактически родителями своих детей, а лишь спусковым крючком в общем ряду коллективного отца и коллективной матери, составляющих наследственную линию. Это очень важно - потому дети чаще непохожи на нас, чем похожи, особенно, когда взрослеют, потому не бывает гениального потомства у гениев...

 

 

Поэтому с детьми, когда их немного, - "собственных", мало шансов, что Вы получите маленькое существо, соответствующее Вашим думам и чувствам, но Вы всегда сможете найти такое в большом количестве ребят. И Ваша родительская любовь часто адресована в пустоту, потому, что нет настоящего духовного контакта с маленьким, но чужим по душе Вам существом, - только уж старательное замазывание истины, так свойственное человеку и помогающее ему жить, спасает...
Об искусстве. Мне очень понравилась Ваша мысль, что отвлечённое искусство - мать прикладного. Я как-то не думал об этом, а ведь Вы совершенно правы! Но абстрактная живопись и скульптура как путь годятся, как цель - не годятся. Абстрагируя, мы теряем богатство сложнейшей формы, которая только потому может жить в статическом произведении, что она сложна. Абстрагируя цвет и свет в живописи, мы забываем о том, что живописное произведение - застывший момент, а не движение. Вот почему в музыке, где характерно движение и развитие, абстракция могуча, живет и будет жить. Прибавив сюда движение цвета и света вообще, мы расширим музыкальную форму и в этом цветовая абстракция движущаяся и развивающаяся - становится на равных правах со звуком. Но в застывшем полотне - это узкая дорожка!
Я не отрицаю абстрактной живописи и скульптуры вообще - это было бы глупо и невежественно. Но я считаю, что это лишь один из путей, особая методика живописи и скульптуры, очень обогащающая выразительность этих искусств, но не цель. Только путь и средство, которое неизбежно пройдёт на очередном повороте спирали, когда развитие искусства поднимется на следующую ступень.
Отставание искусства от науки нельзя отрицать. Вы не случайно ссылаетесь на Грецию, на Египет или даже скальные росписи неолита. Тогда отставание не имело места, скорее даже опережение искусством науки. Но теперь разве Вы не видите громадную разницу в темпах развития науки и искусства уже сейчас, а в будущем, до того, как серьёзно возьмутся за человека, а не только за технический прогресс - так ещё большую!

 

 

Последнее - историзм мышления и сравнений в романе. Отчасти это вызвано технической необходимостью - дать читателю сравнение с нашим временем, но не общепринятым путем пробуждения спящего невежды, а из того, будущего, времени. Я считаю себя вправе так делать, потому, что уверен в диалектичности мышления человека будущего. Диалектическое же мышление - высшая ступень по сравнению с математической логикой - обязательно включает в себя рассмотрение развития явления во времени, историчность процесса.
Может быть, потому, что я - историк культуры, земли и жизни, духовно развившийся на этой пище, я не могу представить человека (мыслящего, конечно!), который бы не обладал постоянным историческим представлением о мире и жизни. Поскольку о будущем мы все имеем довольно смутные представления, большинство наших исторических сравнений черпается из прошлого - той культуры, что более близка по складу. Человек без исторического аспекта представляется мне безродным и беспочвенным, как эпифитное растение, - без корней. А для диалектика это и вовсе недопустимо. Вот почему меня удивило Ваше утверждение об отсутствии постоянного обращения к прошлому у современных людей (да что современных - Вы пишете - людей вообще, что уж, простите, совершенно неверно!).
Я вполне допускаю, что в художественном выполнении романа я просто не сумел показать убедительно этот постоянный исторический анализ людей будущего. Вероятно, это так и есть, раз Вы обратили на это внимание. Но Ваше утверждение о мнимом отсутствии ретроспективного анализа у человека вообще и тем более в будущем - мне представляется и фактически, и методологически неверным.
Вот как будто всё основное, что Вы затронули в своем письме.
Извините за беспорядочность изложения - пишу на машинке смаху, на отработку положений не остается времени, но мне думается, что Вы поймете и недосказанное и сказанное не вполне отчетливо.
Как видите, Ваше интересное письмо заставило меня "раскачаться" на целый рассказ.
С приветом и лучшими пожеланиями: (И.А.Ефремов)».

 

 

От моего второго письма Ефремову у меня сохранились лишь отрывки.

«Я не могу не предъявить Вам крайне серьёзного, на мой взгляд, обвинения в том, что герои Ваши не люди, а боги, что Вы культивируете сверхчеловека. Вы отталкиваете от себя всё, что не обладает исключительной силой разума, мышц и воли. Всё остальное не имеет у вас права на существование. Таков именно вывод из Ваших книг, если только я не ошибаюсь.
Не буду голословным. Скажите, кто мог бежать из египетского рабства? Только те, кто разумом, силой воли не уступали Пандиону, Кидого и Кави. Только они и имели право быть Вашими героями. Возьмите Усольцева - это сверхчеловек, прекрасный, отважный. Если бы его не было, не было бы и Вашего рассказа. Или моряки, бежавшие на ветхом паруснике из Норвегии: да ведь будь там кто-нибудь, уступавший им, скажем, физической силой, он бы немедля погиб.
Что же плохого в том, что вы избираете героями таких прекрасных людей? Напротив, скажут, образцы этих людей должны стать идеалом, к которому надо стремиться. А плохое, как мне кажется, всё в том же негласном выводе, что более слабый, менее умный, менее красивый не имеет права на существование и является как бы чёрной костью. Такая точка зрения, вообще говоря, очень соблазнительна. Презирать глупость, слабость, уродство - это очень лёгкий путь. Однако к чему же может привести это на практике?»

Ефремов ответил и на это письмо, из которого стало ясно, что он убежденный евгеник. Он снабдил меня даже списком соответствующей литературы.

«Абрамцево (под Москвой), 27.10.59.
Многоуважаемый товарищ Агурский!
(по-прежнему Вы держите в секрете Ваше имя-отчество...)
Ваше письмо с защитой нищих духом удивило меня своим страстным взрывом чувств за малых сих. Сначала мне показалось, что Вы кругом неправы, но подумав, я решил, что это не так и есть, пожалуй, тысячелетняя мудрость, точнее сказать - библейская, в этом. Но лишь в одном аспекте. В том, что никому не может быть дано право презирать с высоты своего Эвереста кого бы то ни было.
Есть народ и есть философия, которая прямо формулирует заповедь: "принимай своего ближнего там, где он есть, таким, каков он есть, и помогай ему возвыситься". Это основная заповедь йоги - древнеиндийской религиозной философии (не только йоги, известной у нас, - то лишь методы психофизиологии). Так вот, человек, как только получил разум, сразу же отточил этим разумом чувства, и они стали вечным противовесом жестокому соревнованию в жизненной борьбе за существование.
Поэтому я верю, что человек не потонет в жестокости и холодности и как-то спокоен за человечество. На потухание солнц и галактик мне, извините, наплевать: пройдут миллионы лет, и за это время мы так подчиним себе природу, что запустим и закрутим новые галактики, ежели понадобится.
Но вот другая сторона разума, именно та, которой опасаетесь и Вы - презрение к малым сим. В этом отстаивании абсолютности индивидуальных взглядов, в подавлении несогласных, в устранении тех, кто считается неполноценными - корни самого страшного порождения нашей цивилизации - фашизма. Это - главная опасность современности, ибо он живуч и возрождается в новых, подчас неожиданных обличьях. Однако, думаю, что мир получил уже хороший урок вечного позора фашизма и теперь люди станут осторожнее не только с Ницше, но и с Джеком Лондоном. Вот в этом аспекте Вы правы, в опасении, что прекрасные герои отвлекут наши мысли от обычных людей и обычной жизни, а отсюда уже перебросится мост к абсолютности фашистского типа.
В остальном Ваш панегирик слабым сим - не годится! Как неисправимому романтику мне просто неинтересно изображение обыкновенности и повторение в книге обычных жизненных ситуаций, наполняющих жизнь на каждом шагу. Чёрт с ними - и так надоели! Вот собирать венок из цветов жизни - это занятие гораздо интереснее, а для чего же я пишу, как не для того, чтобы магической властью изображения и слова сотворить такую жизнь, которая мне кажется интересной и стоящей?
Есть ли критерии настоящего Эвереста? Есть, конечно, - в трудности и полезности поставленной задачи! Причем эта трудность не обязательно может быть единственной вспышкой подвига - гораздо труднее повседневная стойкость и гражданское мужество, растянутое на десятки лет в достижении большой внутренней ли внешней - всё равно, цели.

 

Джомолу́нгма (тиб. ཇོ་མོ་གླང་མ, кит. трад. 珠穆朗瑪峰, упр. 珠穆朗玛峰, пиньинь Zhūmùlǎngmǎ fēngпалл. Чжумуланма фэн), Эвере́ст (англ. Mount Everest), Сагарма́тха (непальск. सगरमाथा), Шэнмуфэ́н (кит. трад. 聖母峰, упр. 圣母峰, пиньинь Shèngmǔ fēng) — высочайшая вершина Земли (8848,86 м)

 

Красота? Если я считаю, что в будущем люди должны стать прекрасными и уверен в этом потому, что красота - это всего лишь целесообразность, то в настоящем есть ли у меня герои, которые обязательно красивы телесно? В прошлом - опять-таки есть, потому, что речь об Элладе, создавшей отличный физический тип человека в неустанном совершенствовании полового отбора, подчас невероятно жестоком, как у спартанцев. А Усольцев, Канин, Балабин, Никитин, этруски, Уахенеб - почему они обязательно красавцы?
Но Вы опять делаете правильный ход - ключ ко всем совершенствам и недостаткам человека массового, хомо грегариус - в генетике. И в генетике - орудие для исправления многого того, что мы сейчас считаем функцией Господа Бога, если, конечно, отрешиться от всей расовой чепухи и филистерской глупой осторожности, которые нагромождены с обеих противоположных точек зрения - нашей и буржуазной.
У нас мало людей знают, что по сути дела индивидуальные отец и мать очень мало что значат, - у каждого из нас коллективные отец и мать - длинная цепочка предкового ряда. Ну об этом писать длинно - познакомитесь сами. Вот Вам более доступная и главное интересная литература: на отдельном листочке.
С приветом и уважением: (И.А.Ефремов)».

Интерес Ефремова к моему имени и отчеству не был случайным. Я это сразу почувствовал и, может быть, поэтому не сообщал его раньше. Моя фамилия в России не является однозначно еврейской. Она может быть и польской. Её могут носить и белорусы.

У меня сохранился и черновик последнего ответа Ефремову.

«Почему я, столь "страстно", как Вы говорите, стал защищать "малых сих"? Должен Вам сказать, что я был бы бесконечно рад, если бы люди не делились ни на "малых", ни на "великих". Я не хочу дать повода, чтобы меня обвинили в мании величия, но мне лично было бы приятнее жить в обществе, где не было бы "малых"... просто по соображениям самого обычного эгоизма, ибо каждый хочет жить в таком обществе, которое ему больше по душе. Но... и в этом "но" главный вопрос... Как быть с "малыми"? И кто из нас "малый"? Т.е. грубо говоря, вся опасность в "переходном этапе". Что же делать с "малыми"? Это одно из определений сути проблемы морали. Существует две крайние точки зрения:
1) всё для "великих";
2) всё для "малых".
Первая точка зрения в данном аспекте является совершенно неприемлемой; прежде всего из соображений всех накопленных тысячелетиями норм человеческого гуманизма, во-вторых, из-за отсутствия чётких граней между "великостью" и "малостью".
Вторая точка зрения - эта точка зрения завистливой черни. Мы, люди двадцатого века, отлично знаем, к чему приводит безответственная пропаганда этой точки зрения.
Разумеется, форма вышеприведенного опровержения очень примитивна, но здесь, как мне кажется, всё же содержится печка, от которой нужно танцевать.
Но повторяю, это краткое рассуждение приведено при следующем допущении пропорции между "великими" и "малыми".
Постоянство убеждений, взятое даже в столь непродолжительный отрезок времени, как жизнь отдельного человеческого индивидуума, представляется мне эфемерным и даже вредным принципом, отдающим интеллект отдельного индивидуума во власть предвзятости и пристрастности и стесняющим его развитие. Разумеется, это не значит, что не может быть таких понятий, которые не могли бы стать не оспариваемыми принципами как в пределах жизни отдельного индивидуума, так и в пределах существования нескольких или даже многих поколений разумных существ.
Всё это я говорю для того, чтобы показать, что я лично рад любой возможности подняться на следующую ступень познания и вместе с тем освободиться от ненужного хлама неверных представлений, владевших мной прежде. И поэтому я глубоко благодарен тем людям, которые помогают мне в мучительном и трудном, но вместе с тем возвышенном процессе восхождения по бесконечной лестнице человеческого познания, где индивидуальное существование или гибель одного интеллекта в отдельности ничто, а всё - это процесс развития интеллекта человечества в целом. Я даже начинаю думать, что ни жизненной силе - движителю развития природы в целом, ни интеллекту как фактору, присущему лишь разумным существам, не страшны никакие катастрофы, ни микроскопические, ни макрокосмические, ибо оба эти фактора - как целый, так и частный, - будут брать своё то в одном, то в другом месте эмпирически осознанной нами Вселенной.

 

 

Особенно важным фактором в этом смысле является то, что время и пространство - это лишь формы нашего познания материи, а вне нашего индивидуального сознания они не имеют смысла, ибо мир представляется лишь субъективной реальностью, и у нас нет никакой мыслимой возможности судить об его объективности.
Разумеется, эта точка зрения не отрицает эмпирически познанной реальности мира, которая всегда тем не менее будет оставаться субъективной, т.е. зависящей от субъекта, познающего мир.
Отсюда проистекает то, что существуют, если брать их в идеальных, метафизических категориях, некая жизненная сила как свойственная всей органической природе (вернее, не некая, а по всей видимости, поддающаяся познанию), и интеллект как свойство разумного существования (также поддающийся познанию). Эти категории, взятые вне времени и пространства, неразрушимы и присущи самой материи, составляя с ней неразрывную связь.
Но, конечно, крайне важно отметить, что интеллект является частным понятием по отношению к понятию жизненной силы.
Отсюда-то и вытекают основы человеческой морали.
Дело, очевидно, в том, что я - это лишь форма индивидуального человеческого познания, в то время как все мы являемся проявлениями одной и той же жизненной силы (Вам как биологу - это должно быть в особенности понятно). Поэтому-то естественный источник морали, как учит древняя индийская философия, а за ней Шопенгауэр и Толстой, заключается в чувстве сострадания, которое есть не что иное, как интуитивное чувство идентичности и тождественности той части жизненной силы, которая заключена в нас лично, со всей остальной жизненной силой, разлитой не только в остальных людях, но и в животных и даже в растительном мире. Я думаю, что большинству людей это чувство в той или иной мере знакомо. А степень различия своего "я" от всего остального и есть мера того, что мы называем "эгоизм". Поэтому наиболее возвышенные интеллекты не ограничивают чувство сострадания людьми, а распространяют его также на животный и даже на растительный мир.
Вот корни древа защиты "малых сих", зацветшего еще в Индостане и раскидавшего свои семена в древней Палестине, Греции, Китае, а затем и по всему земному шару.
"Я" это "ты", "ты" это "я" - вспомните глубокую и образную легенду Толстого о казни царя Ланлиэ.
Но если "жизненная сила" ещё сто лет тому назад была понятием метафизическим, т.е. недоступным эмпирическому опыту (и в этом смысле я её и характеризовал), то данные современной науки, а именно биологии, насыщают это понятием и эмпирическим содержанием, не лишая однако его и метафизической сущности.

 

 

Теперь известно, что жизненная сила в своих индивидуальных проявлениях может отличаться степенью своей полноты, или вернее, напряжённости. Жизненная сила заложена в каждый индивидуум в виде его генотипа.
И вот люди с определенным генотипом презирают людей с иной генной структурой, считая их существами низшего порядка и всячески желая их скорейшего и полнейшего уничтожения.
Здесь выдвигается весьма разумный довод: нам известны лишь две полярные группы людей: явные гении, заслуживающие всяческого одобрения и поощрения, а на другом полюсе - сумасшедшие, эпилептики и слабоумные. Ну, а те кто в середине, как отнестись к ним, где степень "великости" и "малости"?
Это вопрос крайне сложный, противоречивый и неопределённый. Я бы не хотел останавливаться на нём в этом письме, хотя бы потому, что он мне самому ещё не вполне ясен.
Но одно мне ясно: все люди и живые существа без различия их интеллекта составляют проявления одного и того же жизненного начала. Если рамки моего "я" не представляют собой панцирь черепахи или улитки, то я в состоянии ощущать своё глубокое единство со всем сущим в мире, независимо от его, так сказать, фенотипа.
И называйте основу этого родства как хотите: Брама, Нирвана, воля, жизненная сила, наследственность - суть дела от этого не изменится.
Всё это наносит сильнейший удар по чисто материалистическим концепциям, которые ввергают человека-одиночку в пустынный и хаотический мир кошмаров, обрекая его на бесследное уничтожение в страшном, безжалостном мире.
Так что не будем обвинять Лысенко как лжеучёного и мошенника, ибо он, вероятно, будучи убежденным реалистом, инстинктивно почувствовал полную непримиримость выводов современной биологии с последовательным материализмом и категорически отверг первую. Но, разумеется, не может быть оправдания методам его расправы со своими противниками».

 

 

На это письмо Ефремов не ответил. Этому могло быть две причины. Первая и, казалось бы, очевидная - это открыто антиматериалистический характер последнего письма, излагавшего в популярном и осовремененном виде некоторые идеи Толстого и Шопенгауэра, а также буддизма, знакомого мне по книге Ольденбурга. Он мог не захотеть ввязываться в эту опасную переписку. Другой сопутствующей причиной было раскрытие моей национальной анонимности.

И всё же Ефремов мне ответил, хотя я обнаружил его ответ лишь четырьмя годами позднее в его книге "Лезвие бритвы", но писать её он должен был либо в то время, либо несколько спустя под влиянием нашей переписки. Я более чем уверен, что этот толстый роман весь был задуман как внутренний ответ на поставленные мною вопросы.

Из этой книги явствовало, что Ефремов - интеллектуальный антисемит в самом глубоком смысле этого слова. Он полностью отрицал еврейский вклад в духовное развитие человечества. Всё плохое в мире шло от еврейских сказок, как называл он Библию. Идея первородного греха была для него особенно криминальной. Христианство и его родоначальник апостол Павел были для него лишь проявлением паранойи. Естественно, что христианство рассматривалось как продукт губительного влияния евреев. Однако Ефремов вкладывает мою аргументацию в защиту гуманизма в уста индийских монахов и, хотя и опровергает её, он относится к ней серьёзно, как к тому, что заслуживает обстоятельного ответа.

«Профессор умолк, поддержанный сочувственными кивками высоких тюрбанов. Гирин понял, что надо отвечать, и набрал воздуху в широкую грудь.
- Ещё ни одна религия на земле не оправдала возлагавшихся на неё людьми надежд по справедливому устройству мира и жизни. Как ни грозили самыми ужасными наказаниями христианский, буддийский, мусульманский, еврейский ад, или будущими перевоплощениями в гнусных существ - индуизм, переустройства жизни в согласии с религиозными принципами не получилось. Наука может достичь гораздо большего, но при условии, что она займётся человеком во всей его сложности. Я признаю прямо, что этого в европейской науке, к сожалению, и в нашей советской, ещё нет. Но у нас есть другое - в борьбе различных идеологий всё более ширится распространение коммунистических идей, и окончательная победа идеологии коммунизма неизбежна.
"Почему?" - наверное, спросите вы. Я отвечу: потому, что никакая религия или другая идеология не обещает равной жизни на земле каждому человеку - сильному и слабому, гениальному и малоспособному, красивому и некрасивому. Равной со всеми в пользовании всеми благами и красотами жизни теперь же, не в мнимых будущих существованиях, не в загробном мире. А так как человечество в общем состоит из средних людей, то коммунизм наиболее устраивает подавляющую часть человечества. Враги наши говорят, что равная жизнь у слабых получается за счёт сильных, но ведь в этом суть справедливости коммунизма, так же, как и вершин индуизма или философии чистого буддизма. Для этого и надо становиться сильными - чтобы помогать всем людям подниматься на высокий уровень жизни и познания. Разве вы видите здесь какое-нибудь противоречие с знаменитым принципом йоги: "Оберегай ближнего и дальнего и помогай ему возвыситься"?
Для меня не секрет, что на Западе, да, наверное, и здесь, на Востоке, многие люди, даже широко образованные и сами по себе не религиозные, считают открытого атеиста человеком аморальным. Дело простое - моральные принципы этого мира сформулированы религией и внедряются через неё. Следовательно, считают эти люди, атеист должен вместе с религией отвергать и все устои морали и этики. Я был бы рад, если бы вы увидели за моими несовершенными формулировками, что из материализма вместе с глубоким познанием природы вырастает и новая мораль, новая этика и эстетика, более совершенная потому, что её принципы покоятся на научном изучении законов развития человека и общества, на исследовании неизбежных исторических изменений жизни и психик, на познании необходимости общественного долга. Что у материалиста тоже вещая душа и сердце, полное тревоги, по выражению нашего великого поэта. Тревоги не только за себя, но и за весь окружающий мир, с которым неразделен каждый человек, и судьба мира - его судьба".

 

 

Нет, он не уклонился от ответа, хотя, по существу, назвал меня "врагом". Я думаю, что переписка с Ефремовым была моим первым реальным, хотя и косвенным вкладом в русскую общественную мысль».


Категория: Философия Ефремова | Добавил: makcum (17.11.2024) | Автор: М. Михайлов, И. Ефремов, М.Агурский
Просмотров: 50 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar
[ Форма входа ]

[ Категории раздела ]
Мои статьи [3]
Статьи об Иване Ефремове [82]
Философия Ефремова [74]
Эрих Фромм [1]
Ноосфера [11]
Свобода [15]
Красота [3]
Наука [22]
Творчество [15]

[ Поиск ]

[ Важное ]
  • Статьи Максима Михайлова:
  • Разное:

  • [ Литературные последователи Ивана Ефремова ]
  • Трилогия Максима Михайлова «Время и пространство»: Трилогия Максима Михайлова «Время и пространство»
  • Повесть «Парус» на немецком языке («Der letzte Flug der Parus», перевод - Герд-Михаэль Розе)
  • Der letzte Flug der Parus

  • Повесть Андрея Яковлева «Дальняя связь»
  • Повесть Андрея Яковлева «Дальняя связь»

  • Произведения Андрея Константинова:

  • [ Друзья сайта ]
  • Нооген Нооген
  • TES
  • TES
  • Страна шахмат - шахматы он-лайн
  • Шахматы онлайн на любой 
 вкус! Crazy-Chess.ru

    [ Статистика ]

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0

    Copyright Свобода внутри нас © 2024