Учение выдающегося мыслителя прошедшего столетия Эриха Фромма (1900-1980) можно охарактеризовать как социально-психологическое и гуманистическое. Первое всецело относится к области наук – социологии и психоанализа. Второе является философией, основанной на глубокой вере в человека, в его способность к познанию мира и созданию справедливого общества. 

Социальный характер

Суть социально-психологического метода Фромма - в применении психоанализа к изучению общества. Метод психоанализа личности, созданный Зигмундом Фрейдом, состоит в изучении воздействия индивидуальной жизненной судьбы (особенно – в детстве) на развитие психики личности. Например, при деспотичных родителях или воспитателях у ребёнка может развиться замкнутость и враждебность. А ребёнок, выросший в атмосфере родительской любви и взаимного уважения, напротив, приобретёт здоровые черты психики. Но, с другой стороны, этот человек, вероятно, вступит в конфликт с обществом, если в последнем господствуют деспотические отношения.

Социально-психологическое исследование призвано проследить, каким образом черты психики, общие для всех членов исследуемой социальной группы, связаны с их жизненными судьбами. При этом, в отличие от психоанализа личности, социально-психологический метод неизбежно игнорирует частные особенности членов группы, не определяющие группу в целом. Психоанализ личности помогает найти источники неврозов и психических отклонений. А социально-психологический метод имеет дело с в целом нормальными (с точки зрения данного общества) индивидами. «Изучая [психические] реакции какой-либо социальной группы, мы имеем дело со структурой личности членов этой группы, то есть отдельных людей, – говорит Фромм. - Однако при этом нас интересуют не те индивидуальные особенности, которые отличают этих людей друг от друга, а те общие особенности личности, которые характеризуют большинство членов данной группы». Совокупность черт характера, общая для большинства членов социальной группы складывается в результате общих для них переживаний и общего образа жизни. Такую совокупность Фромм называет социальным характером. Данное понятие становится базовым в его учении об обществе.

Для человека невыносимо всю жизнь выполнять работу, которая не соответствует основным чертам его личности. Это неизбежно разрушительно скажется на его психическом и физическом здоровье. И свои задачи в общественном производстве этот человек удовлетворительно выполнять не сможет. Такое несоответствие характера людей их социально-экономической роли широко проявляется в периоды социальных катастроф. Например, сформировавшийся в советское время учёный, который любил свою работу, но был практически лишён «предпринимательских» черт. В результате катастрофических изменений 90-х годов он оказался вынужденным «крутиться», конкурировать, «подрабатывать» в коммерческой сфере, что ему в целом несвойственно и действует на него угнетающе.

В периоды общественной стабильности черты характера представителей той или иной социальной группы должны быть как-то приспособлены к существующей социально-экономической системе. Ведь людям необходимо состояние относительного психологического комфорта. Социальный характер является механизмом приспособления к системе. Он формируется через воспитание в «среднестатистической» семье и через культуру данного общества.

Фромм поясняет эту мысль таким примером из жизни современного западного общества: «Наша современная промышленная система требует, чтобы основная часть нашей энергии была направлена в работу. Если бы люди работали только под давлением внешней необходимости, то возникал бы разрыв между тем, чего им хочется, и тем, что они должны делать; это снижало бы производительность их труда. Но динамическая адаптация личности к социальным требованиям приводит к тому, что энергия человека приобретает формы, побуждающие его действовать в соответствии с… требованиями экономики. Современного человека не приходится заставлять работать так интенсивно, как он это делает; вместо внешнего принуждения в нем существует внутренняя потребность в труде...» Индивид оказывается и в экономическом, и в психологическом выигрыше.

Фромм также приводит другой пример, иллюстрирующий отличие раннего капитализма и современного капиталистического общества. К чертам характера мелких предпринимателей раннеиндустриального общества относились бережливость (переходящая в скупость), подозрительность, осторожность. Все это наиболее соответствовало раннему капитализму, без этого нельзя было «сколотить состояние». С приходом новой эпохи представитель этого класса приобретает совершенно другие характерологические черты - потребительство, расточительство, потому что без этих черт характера данная экономическая система работать не сможет. Ей постоянно нужны новые товары, новые модели, новые зрелища - «шоу», - которые кто-то должен потреблять.

Таким образом, приспосабливаясь к социальным условиям, человек развивает в себе те черты характера, которые побуждают его хотеть действовать именно так, как это целесообразно для данного общества. Когда черты характера большинства членов общества - т.е. социальный характер - соответствуют этой целесообразности, они превращаются в производительную силу, необходимую для функционирования этого общества.

Социальный характер предопределяет, какие идеи и ценности, какие идеологические системы будут восприняты его носителями. Причём на основании характеров разных обществ - или классов внутри общества - развиваются и обретают силу разные идеи.

Так, для представителей другой культуры ценностные ориентиры среднего человека западного мира будут, в силу отличий социального характера, совершенно непонятны. «Попробуйте внушить идею беспрерывных усилий и стремления к успеху индейцам пуэбло [1] или мексиканским крестьянам - вас просто не поймут, - пишет Фромм, - вряд ли даже поймут, о чем вы говорите, хотя вы и будете говорить на их языке, потому что у этих людей совершенно иной склад характера».

Другой пример. Фромм не соглашался с господствовавшим на Западе мнением, будто советские люди несчастны из-за того, что у них нет многопартийности и свободы слова в западном понимании. Нет, говорил он, советские люди не менее счастливы и не более несчастны, чем западные, просто у них несколько иное представление о счастье.

Эта мысль очень важна в связи с распространённым сегодня взглядом на ценности современного западного мира как единственно возможные и «естественные». Нельзя забывать, что ценности других культур, формировавшиеся в течение долгого исторического развития, не менее естественны.

Открытая Фроммом роль социального характера в развитии общества следующая. Формируясь в результате приспособления психики индивидов к социально-экономическим условиям, он становится производительной силой общества, а также определяет господствующие в обществе идеи. При изменении социально-экономических условий начинает меняться и социальный характер, что приводит к появлению новых психологических потребностей и новых тревог. Новые потребности и тревоги порождают новые идеи и подготавливают людей к их восприятию. В свою очередь, новые идеи через воспитание усиливают новый социальный характер, который укрепляет новый социально-экономический порядок.

Этим открытием Фромм существенно развил идеи Маркса, установил связующее звено между экономическим базисом общества и его идеологией. Таким звеном является социальный характер.

Феномен «бегства от свободы»

"Самое сложное в мире - это сам человек. Потому что он вышел из дикой природы не предназначенным к той жизни, которую он должен вести по силе своей мысли и благородству чувств".
Иван Ефремов. "Час Быка".

Социальная история человека, говорит Фромм, началась с того, что он вырос из состояния единства с природой. Осознал себя как существо, отдельное от окружающего мира и от других людей. Утрата этих первичных природных уз заставляет человека задаваться вопросом о смысле своего существования: человек ищет замену утрачиваемым узам. Это явление Фромм назвал «экзистенциальной дихотомией» [2].

В течение долгого времени понимание своей отделённости было весьма смутным. Индивид оставался тесно связанным с природой и социальным миром, хотя и осознавал себя как отдельное существо. Ответ на вопрос, как человеку жить, давало традиционное общество. Оно представляло мир как разумно устроенный общий дом, космос, и отводило в нём определенное место человеку. Решающее значение при этом играла традиция, передававшаяся из поколения в поколение. Тысячи правил, считавшихся священными, диктовали человеку, во что ему надлежит верить, как одеваться, работать, воспитывать детей и т.д. Традиции несли в себе мудрость, накопленную многими поколениями. Так, крестьянин знал, какие культуры следует использовать в той местности, где он жил. Ремесленник перенимал от учителя способы обработки металла или глины. Все это, конечно, не исключало совершенствования накопленных знаний о мире. Всякий талантливый ремесленник или крестьянин добавляли в традиционный комплекс знаний что-то свое.

Но традиция всё предписывала. Крестьянин должен был пахать землю, а по воскресеньям ходить в церковь, феодал – сражаться, монах – за всех молиться. Так повторялось из поколения в поколение, из века в век. Конечно, существовали исключения. Например, такие люди, как Жанна д’Арк, которые смогли выйти из предначертанного традицией круга отношений. Но то были единицы. В целом же человеческая ситуация традиционного общества описывается такими строками русского поэта Максимилиана Волошина:

Тесен мой мир. Он замкнулся в кольцо.
Вечность лишь изредка блещет зарницами.

Личная, экономическая и общественная жизнь регламентировалась правилами и обязанностями, которые распространялись практически на все сферы деятельности. Часто человек не имел права одеваться, как ему нравилось или есть что ему хотелось. Но человек не был при этом ни одинок, ни изолирован от других, он жил с осознанием единства с некоторой людской общностью. Это было сословие, крестьянская община, ремесленная корпорация и т.д., внутри которых существовала солидарность и правила взаимопомощи. Человек занимал определенное и неизменное место в обществе с самого рождения. Жизнь была с самого начала наполнена смыслом, что не оставляло места сомнениям. Они обычно и не возникали. Личность в значительной степени отождествлялась с её ролью в обществе. Это был крестьянин, ремесленник или рыцарь. Но не индивид, занимающийся по своему выбору тем или иным делом. Таким был мир, дающий человеку ощущение уверенности, стабильности, но в то же время ограничивающий возможности его поведения.

«Таким образом, - подытоживает Фромм, - средневековое общество, с одной стороны, было структурировано и давало человеку ощущение уверенности, а с другой - держало его в оковах. Однако эти оковы имели совсем не тот характер, какой присущ авторитаризму и угнетению последующих веков. Средневековое общество не лишало индивида свободы уже потому, что «индивида» как такового еще не существовало. Человек еще был связан с миром первичными узами; он видел себя лишь через призму своей общественной роли (которая была в то же время и его естественной ролью), а не в качестве индивидуальной личности».

И только начиная с эпохи Возрождения в Европе обособление индивида от первоначальных природных уз – Фромм называл его «индивидуализацией» – развивается ускоренными темпами: «История Европы и Америки с конца средних веков - это история полного обособления индивида. Этот процесс начался в Италии в эпоху Возрождения и, по-видимому, достиг своей наивысшей точки только сейчас. Потребовалось больше четырехсот лет, чтобы разрушить средневековый мир и освободить людей от самых явных ограничений. Во многих отношениях индивид вырос, развился умственно и эмоционально; степень его участия в культурных достижениях приобрела неслыханные прежде масштабы. Но в то же время диспропорция между свободой от каких-либо связей и ограниченными возможностями для позитивной реализации свободы и индивидуальности привела в Европе [и Америке] к паническому бегству от свободы в новые узы или, по меньшей мере, к позиции полного безразличия».

Здесь Фромм высказывает ещё одну ключевую мысль своей социальной теории. Существует свобода негативная – свобода от внешней власти, от сословного деления («свобода от»). И существует свобода позитивная. Она выступает как осознанная необходимость реализации каждой личности в солидарности с другими людьми и в творческом труде («свобода для»). Если бы развитие общества происходило по плану, предначертанному неким добрым и всемогущим Творцом, то каждый шаг по пути роста негативной свободы сопровождался бы пропорциональным увеличением свободы позитивной. Тогда в истории человечества было бы гораздо больше гармонии. Но в реальности человечество пока что вынуждено идти путём проб и ошибок, терпеть деспотизм и умываться кровью в разрушительных войнах, в революциях и контрреволюциях.

В начале Нового времени экономический базис западного общества претерпел радикальные перемены. Они сопровождались столь же радикальными изменениями в психике человека. Именно в этот период начал формироваться человек современного западного мира – мира индивидуализма и капитализма. Существует много ярких иллюстраций того, насколько кардинально характер средневекового общества отличается от характера общества современного. Например, ремесленник должен был продавать свой товар за определённую цену, которая устанавливалась общественным мнением из соображений «справедливости». Целью такого общественного регулирования было обеспечить «справедливый» жизненный уровень и членам ремесленной корпорации, и потребителям её продукции.

В конце Средневековья этот уклад постепенно разлагается, что сопровождается изменениями в социальном характере различных слоёв общества.

Фромм отмечает, что в ходе разложения средневекового общества Европы высшие классы - как традиционная, так и новая, денежная, аристократия - в основном выиграли. Их социально-экономическое положение в целом оставалось прочным. Иногда возникало - в связи с разрушением традиционных устоев - ощущение неуверенности в прочности своей власти. Но оно нейтрализовалось манипулированием массами и тиранией. Именно высшие слои общества стали в XV- XVI вв. «потребителями» литературы и искусства Возрождения, с его свободолюбивым духом, осознанием индивидуальности, но и возрастающим чувством неуверенности.

Идеи Возрождения повлияли на дальнейшее развитие классической европейской культуры. В то же время корни современного западного общества находятся и в социально-психологической ситуации периода Реформации. Они представлены прежде всего идеями Мартина Лютера (1483-1546) и Жана Кальвина (1509-1564). Идеологи Реформации выступили против церковной иерархии и духовенства вообще. Реформационное христианство было, главным образом, религией крестьян и небогатых горожан. В свою очередь, эти слои общества Фромм делит на две большие социальные группы.

С одной стороны - городская беднота и крестьянство, которые в результате разложения традиционного уклада находились в отчаянном положении. Их безжалостно эксплуатировали правящие элиты. Терять этим людям было практически нечего, их настроения были гораздо более радикальными, чем требования умеренных лидеров Реформации. Евангелие выражало надежды и чаяния бедняков, стремление к равенству и справедливости. В результате в эту эпоху вспыхивали восстания и крестьянские войны, направленные на ликвидацию любых привилегий.

А вот вторая группа, так называемый «средний класс» - в основном мелкое городское бюргерство: ремесленники, торговцы - оказалась в очень сложной ситуации. Этот класс находился между самыми богатыми и самыми бедными. Его реакция на разложение средневекового общества была противоречивой. При разрушении средневекового уклада этот класс лишился не только стабильности, но и социального статуса, позволявшего свысока смотреть на низы общества. Растущий капитализм представлял для него смертельную угрозу. Но переходить к бунту – подобно бедноте – представители этого класса не могли, так как стремились сохранить закон и порядок, боясь потерять собственность. Роскошь финансовых магнатов переполняла их завистью и негодованием и усиливала в них чувство собственной ничтожности. Идеи Лютера и Кальвина оказались наиболее привлекательны именно для этого класса общества.

Для религиозного человека главной темой является тема спасения души. И если в католицизме признавалась свобода воли человека, ценность его личных усилий по спасению, то Лютер провозгласил полную бесполезность таких усилий. Согласно учению Лютера, человек – это ничто: «Богобоязненный человек не имеет «свободной воли»: он пленник, раб или слуга воли Господа или воли сатаны». Также этот проповедник яростно нападал на средневековую философию, в которой предпринимались попытки рационального осмысления Бога. Лютер отрицал какое-либо вмешательство человеческого разума в область веры.

«Лютер не только выразил чувство ничтожности, охватившее социальные группы, к которым он обращался, но и предложил им выход. Индивид должен признать собственную ничтожность, отказаться от малейших проявлений своей воли и осудить её… Его концепция веры означает следующее: если ты полностью подчинишься, если признаешь собственную ничтожность, то всемогущий господь, может быть, полюбит тебя и спасет... Таким образом, - говорит Фромм, - освобождая людей от власти церкви, Лютер заставил их подчиниться гораздо более тиранической власти: власти бога, требующего полного подчинения человека и уничтожения его личности как главного условия его спасения».

Идеи Кальвина в англосаксонских странах сыграли ту же роль, что лютеранство в Германии. В главном – в провозглашении человеческой ничтожности – они аналогичны взглядам Лютера. И играют ту же социально-психологическую роль. В концепции Кальвина Бог настолько деспотичен, что ещё до рождения человека определил, будет спасён данный индивид или нет. То есть человек, согласно доктрине Кальвина, должен оставить всякую надежду на свои силы в стремлении к спасению.

Однако Кальвин утверждал важность моральных усилий и добродетельной жизни – скромности, умеренности, благочестия. Конечно, никакими усилиями человек не может изменить свою судьбу. Но сам факт его усилий, а также успехи в земной жизни, вытекающие из этих усилий, являются знаками его принадлежности к спасенным. Постепенно успех – это важное понятие современного мира - превратился в знак Божьей милости, а неуспех - в знак проклятия.

Фромм проводит параллель с поведением невротика: «Когда такие люди боятся результатов какого-либо начинания, важного для них, то в ожидании ответа они могут считать окна зданий или деревья на улице: если получится четное число, человек чувствует, что все будет в порядке; если нечетное - это знак, что дело худо».

«Можно считать, - продолжает Фромм, - что новое отношение к усилию и труду, ставшему самоцелью, - это важнейший психологический сдвиг, какой произошел в человеке с конца средних веков... Нет сомнения, что капитализм не смог бы развиваться, если бы преобладающая часть человеческой энергии не была направлена на работу. В истории нет другого периода, когда свободные люди столь полно отдавали свою энергию единственной цели - работе. Стремление к неустанному труду стало одной из главных производительных сил, не менее важной для развития нашей промышленной системы, чем пар и электричество».

Протестантизм стал ответом на духовные запросы оторванного от своих корней индивида, которому необходимо было найти свое место в изменившемся мире. Новый социальный характер, возникший из общественно-экономических перемен, был усилен новой религиозной доктриной. Он превратился в мощный фактор дальнейшего социально-экономического развития.

Механизмы «бегства» в обществах ХХ века

В 1929-1930 гг. с участием Фромма при содействии Международного института социальных исследований Колумбийского университета было проведено исследование социального характера немецких рабочих и служащих. Суть исследования состояла в анкетировании, призванном выявить черты характера по ассоциациям. Например, человеку предлагалось назвать несколько наиболее импонирующих ему известных исторических личностей. В зависимости от того, преимущественно какие личности назывались – диктаторы, полководцы, учёные, революционеры и т.д., - делался вывод о характере человека. Причём, поскольку одна и та же историческая личность может быть интерпретирована и как «диктатор», и как «полководец», и как «революционер» (например, Наполеон, Ленин), каждый ответ рассматривался в контексте остальных ответов. «Как показал анализ ответов шестисот человек на подробную анкету, - после говорил Фромм, - меньшинство опрошенных отличалось авторитарной личностью, примерно у того же числа опрошенных преобладало стремление к свободе и независимости, между тем как значительное большинство проявило менее отчётливую смесь различных особенностей личности».

На основании результатов этого исследования Фроммом сделал вскоре подтвердившийся вывод о том, что идущим к власти нацистам немецкий рабочий класс сопротивляться не будет. Этот вывод многим казался неправдоподобным. Ведь большинство немецких рабочих относились к нацизму враждебно вплоть до 1933 года – года прихода Гитлера к власти. Рабочие были организованы в профсоюзы, социалистическую и коммунистическую партии, так же выступавших против нацизма. Но проблема состояла в том, что политические убеждения большинства немецких рабочих не вполне соответствовали глубинным чертам их социального характера. Убеждения, которые были распространены широко в их среде, не были в ней глубоко укоренены, не побуждали их к борьбе до конца.

В противоположность отрицательному или равнодушному отношению рабочего класса, а также либеральной буржуазии и католических кругов, низшие слои среднего класса (мелкие предприниматели, мелкие служащие) восторженно приветствовали нацистскую идеологию.

«Почему же нацистская идеология оказалась столь привлекательной для низов среднего класса? - спрашивает Фромм в книге «Бегство от свободы». - Ответ на этот вопрос необходимо искать в социальном характере этой группы населения. Её социальный характер заметно отличается от социального характера рабочего класса, верхов среднего класса и высших классов, в том числе аристократии. В сущности, некоторые черты, характерные для этой части среднего класса, видны на протяжении всей истории: любовь к сильному и ненависть к слабому, ограниченность, враждебность, скупость - в чувствах, как и в деньгах, - и особенно аскетизм. Эти люди отличаются узостью взглядов, подозрительностью, ненавистью к незнакомцу, а знакомый всегда вызывал у них завистливое любопытство, причём зависть у них всегда рационализировалась как презрительное негодование; вся их жизнь была основана на скудости не только в экономическом, но и в психологическом смысле».

При этом Фромм поясняет, что те или иные черты такого характера в менее выраженной форме обнаруживались и у большинства представителей немецкого рабочего класса. Например, повышенная почтительность к власти. С другой стороны, значительная часть служащих, принимавших участие в развитии монополистического капитализма – т.н. «белых воротничков», инженерно-технических работников, - по своему характеру ближе к рабочим крупных заводов, нежели к «старому среднему классу».

Таким образом, социальная база нацизма была примерно та же, что и у движений Лютера и Кальвина в эпоху Реформации. Поражение Германии в Первой мировой войне и экономический упадок конца 20-х годов ХХ века сказался на этой социальной группе наиболее деморализующе. Представители этого слоя общества привыкли отождествлять себя с государством - гарантом закона и порядка (подобно тому, как унтер-офицер отождествляет себя с армией, - говорит Фромм). Катастрофические события первой трети двадцатого столетия не оставили от этой отождествлённости камня на камне: «Если публично высмеивают Кайзера, если нападают на офицеров, если государству пришлось сменить форму правления и допустить «красных агитаторов» на должности министров, ...то во что остается верить маленькому человеку?» Не только экономическую, но и психологическую роль сыграла инфляция: она нанесла смертельный удар столь важному для мелкого буржуа принципу бережливости и престижу государства.

Сильный удар по престижу самого мелкого предпринимателя нанес последовавший после войны рост роли рабочего класса. Раньше мелкий лавочник мог тешить себя мыслью, что он «всё-таки не рабочий», что он «всё-таки хоть кто-то». Теперь ему не на кого стало смотреть «сверху»; исчезла привилегия, которая всегда была одной из главных радостей в его жизни.

Нацистская идеология была востребована этими слоями общества, поскольку она соответствовала «обострившимся» в результате социально-экономического кризиса чертам их социального характера. От этой идеологии они получили эмоциональное удовлетворение, наполнившее их чувством превосходства над остальным человечеством. Кроме того, в результате прихода нацистов к власти сотни тысяч мелких буржуа стали членами правящей в стране нацистской бюрократии. Таким образом они получили столь желанные престиж, богатство и власть.

Другой социальной силой, поддержавшей нацизм, стал крупный капитал. Привилегированные классы общества рассчитывали при помощи Гитлера нанести удар по социалистам и коммунистам. Направить угрожавший привилегированным классам эмоциональный заряд масс в другое русло и поставить нацию на службу их собственным экономическим интересам. В целом их ожидания оправдались, хотя им и пришлось разделить свою власть с нацистской бюрократией, а в ряде случаев подчиниться ей. «Гитлер оказался столь эффективным орудием потому, - поясняет Фромм, - что в нем сочетались черты возмущенного и озлобленного мелкого буржуа, с которым низы среднего класса могли себя отождествлять эмоционально и социально, и черты ренегата, готового служить интересам германских промышленников и юнкеров».

Тип социального характера, присущий фашистским режимам, Фромм назвал авторитарным. Психологический механизм «бегства от свободы» для данного характера состоит в добровольном подчинении индивида внешней силе – Нации, Вождю, Государству. Характеризуя этот тип, Фромм цитирует роман Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»: «...Нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Таким образом, индивид находит замену утраченным первичным узам.

Позже, в работе «Здоровое общество» (1955) Фромм распространяет этот тип социального характера и на советское общество сталинского периода. Вывод об СССР Фроммом был сделан по аналогии; он не проводил социально-психологического исследования большевизма, подобно тому, как он исследовал немецкий нацизм. В то же время очевидны различия в социально-экономических ситуациях в Германии и в России начала ХХ столетия.

В отношении промышленного развития Россия была, как сказал Фромм, полной противоположностью Германии. В России на повестке дня стояла ускоренная, «догоняющая» индустриализация. Для Германии это не было актуальным, здесь авторитаризм носил гораздо более иррациональный характер. Проблема рациональности либо иррациональности подавления властью индивида Фроммом в этом контексте не рассматривалась. Это сделал другой выдающийся социальный мыслитель ХХ столетия Герберт Маркузе, предложивший в качестве критерия оценки общества соотношение в нём «необходимого» (для развития данного общества) и «прибавочного» (нужного только правящим классам) подавления.

Ещё одно различие двух авторитаризмов состоит в их социальных основах. Если социальной базой немецкого нацизма (а также итальянского фашизма) была мелкая буржуазия, то о социальной базе большевизма этого сказать нельзя. Фромм установление диктатуры в СССР объясняет субъективным фактором - чертами характера лидера большевиков В.И.Ленина. Ленин, говорит Фромм, верил в человечество в целом, но не верил в человека; поэтому он отстаивал необходимость руководства рабочим классом и крестьянством со стороны централизованной, дисциплинированной партии, что привело к диктатуре. Ответ о том, почему идеи Ленина оказались востребованными значительной частью общества и победили, Фроммом дан не был. Он не исследовал социальный характер большевизма в существовавшей общественно-экономической ситуации.

Наконец, понятие «бегства от свободы» применимо лишь не к традиционным обществам. Соответственно, важен вопрос, насколько это относится к такой многонациональной, поликультурной стране, как СССР. Этот вопрос Фроммом также не затрагивался.

Кроме авторитарного типа социального характера Фромм изучал другой его тип, присущий западному демократическому обществу. Живя с начала 30-х годов в США и занимаясь психоаналитической практикой, Фромм получал богатый материал для исследований и выводов в этой области. Данный тип социального характера он назвал «автоматизирующим конформизмом», или просто конформистским. Это тоже вариант «бегства от свободы», но его механизм отличается от механизма «авторитарного бегства».

Авторитарная личность добровольно подчиняет себя некоторому внешнему авторитету, выступающему как партия, нация или судьба и т.п. В западных демократиях внешний авторитет настолько анонимен, что личность себя полностью растворяет в нём, не осознавая этого. «Как могут люди выражать «свою» волю, если у них нет ни собственной воли, ни убеждений, если они – отчуждённые автоматы, чьими вкусами, мнениями, выбором манипулируют мощные «механизмы», подгоняющие всё это к определённой норме», - говорит Фромм о механизмах коммерческой и политической рекламы. Люди привыкли некритично полагаться на мнение экспертов, не задумываясь, воспроизводить транслируемые по TV штампы. Они одиноки, разобщены и убегают от осознания этого одиночества и разобщённости в работу ради работы и в бездумное потребление. И то, и другое является необходимым условием функционирования современной социально-экономической системы.

Человек традиционного общества мыслил себя как часть гармоничного целого, космоса. Человек авторитарного общества добровольно подчиняется внешней силе. А человек современного западного общества представляет собой «колёсико» исправно работающего механизма. Авторитаризм стал реакцией лишённого корней представителя «среднего класса» в условиях кризиса. В условиях же материального благополучия, которого достигло западное общество, такой реакцией стал конформизм. Правомерна постановка вопроса об изменении социального характера при возникновении угрозы достигнутому благополучию.

Эрих Фромм о здоровом обществе

Поднятие темы «здорового общества» предполагает, что общество также может быть «нездоровым». Фромм поясняет это такими примерами: «Мы живём в такой экономической системе, где слишком высокий урожай зачастую оказывается экономическим бедствием, и мы ограничиваем продуктивность сельского хозяйства в целях «стабилизации рынка», хотя миллионы людей остро нуждаются в тех самых продуктах, производство которых мы ограничиваем». «Более 90% населения у нас грамотны, - пишет далее Фромм. - Радио, телевидение, кино и ежедневные газеты доступны всем. Однако вместо того, чтобы знакомить нас с лучшими литературными и музыкальными произведениями прошлого и настоящего, средства массовой информации, в дополнение к рекламе, забивают людям головы самым низкопробным вздором... Любое предложение о том, чтобы правительство финансировало производство кинофильмов и радиопрограмм, просвещающих и развивающих людей, ...вызвало бы возмущение и осуждение во имя свободы и идеалов».

Эти и другие примеры, приводимые социальным мыслителем, призваны, обращаясь к здравому смыслу человека, показать ненормальность того, что стало нормой, или патологию нормальности. Есть два подхода к понятию «норма», говорит Фромм. Первый подход: нормально то, что соответствует общепринятым стандартам; в этом случае вопрос о нормальности самих общепринятых стандартов не ставится. Второй подход заключается в признании существования неких объективных критериев нормальности, не зависящих от «общепринятого». В этом случае общество окажется здоровым, если его общепринятые нормы соответствуют объективным критериям нормальности, и нездоровым, если не соответствуют.

Фромм, как следует из самой постановки им вопроса о здоровьи общества, придерживался второго подхода. Закономерен вопрос, каковы объективные критерии нормальности, кто их устанавливает. Недопустимо провозглашать абсолютной нормой то, что соответствует одной философской доктрине – например, «марксизму-ленинизму», или «теории естественного права», или церковному катехизису. Все эти подходы являются, в лучшем случае, частными, не учитывающими особенностей разных культур с их этическими и правовыми воззрениями.

Фромм обращается к эмпирическому научному знанию: «...Здоровым является общество, соответствующее потребностям человека, - не обязательно тому, что ему кажется его потребностями, ибо даже наиболее патологические цели субъективно могут восприниматься как самые желанные; но тому, что объективно является его потребностями, которые можно определить в процессе изучения человека». Социальный мыслитель провозглашает необходимость создания науки о человеке – прикладной науки, предметом которой было бы здоровье общества, подобно тому, как предметом медицинской науки является здоровье индивида. Задача построения здорового общества трудна, соглашается Фромм, но не менее трудной выглядела три столетия назад задача технического развития. И её удалось решить благодаря созданию новой науки о природе. Создание науки о человеке призвано преодолеть патологическое использование достижений цивилизации.

Но некоторые рекомендации по оздоровлению общества Фромм считает возможным сделать уже на основании имеющихся знаний. В итоговой книге «Иметь или быть?», вышедшей в 1976 году, он предлагает ряд мер, актуальных и по сей день. Например: «Следует запретить все методы «промывания мозгов», используемые в промышленной рекламе и политической пропаганде»; «Пропасть между богатыми и бедными странами должна быть уничтожена»; «Женщины должны быть освобождены от патриархального господства»; «научные исследования следует отделить от их использования в промышленности и обороне» и т.д.

Кроме того, Фромм предложил проекты общественных преобразований, с которых могло бы начаться создание здорового общества. Суть этих предложений в создании небольших - человек по десять - «групп межличностного общения», в которых близкие друг другу люди в условиях – что важно! - свободного получения всей необходимой информации обсуждали бы самые разные вопросы экономики, политики, образования, здравоохранения и других сфер жизни. Сумма решений этих групп стала бы основой политики общества в различных областях. Группы межличностного общения могли бы при необходимости собираться на ассамблеи по несколько сотен человек. Наряду с этими группами должны существовать независимые исследовательские и экспертные центры, состоящие из психологов, физиологов, антропологов, экологов, экономистов и других специалистов зарождающейся науки о человеке.

Таким образом, общественный проект Фромма заключается в создании условий для развития наиболее здоровых черт социального характера. Последний, в свою очередь, должен стать мощным фактором развития нового общества.

А.Константинов. Июнь 2003.

[1] Общее название оседлых земледельческих индейских племён на юго-западе США и на севере Мексики.

[2] Экзистенциальный – связанный с человеческим существованием (лат. existentia - существование); дихотомия – раздвоенность (гр. диха – на две части + томэ – сечение).